Читаем Опыт биографии. Невиновные полностью

Уже в первом, «пристрелочном» выпуске, который, по символическому (а возможно, и не совсем символическому) совпадению, вышел в свет накануне открытия XX съезда КПСС, были помещены стихи недавно вернувшегося из заключения Николая Заболоцкого и все еще полуопальной Ахматовой, глава из поэмы Александра Твардовского «За далью — даль», где, кажется впервые в подцензурной советской поэзии, затрагивалась тема репрессий, рассказ «антибюрократической» направленности Сергея Антонова «Анкета» и другие произведения, отходящие по тем или иным признакам от идеологических нормативов официозной литературы. Но настоящей сенсацией стал второй выпуск альманаха, вышедший в декабре 1956 г. Гвоздем его стал небольшой рассказ Александра Яшина «Рычаги» — о двоемыслии, въевшемся в психологию и даже разговорный язык. Другая «бомба», заложенная во втором выпуске, — публикация стихов уже много лет запрещенной к печати Марины Цветаевой. И, вдобавок к этим публикациям, рассказы Юрия Нагибина «Свет в окне» и Николая Жданова «Поездка на родину» — о сословном неравенстве, насквозь пропитавшем советский быт, статья драматурга Александра Крона «Иду на вы!», направленная против иерархии и чинопочитания, новые стихи Заболоцкого.

В начале 1957 г. альманах подвергся разносу в прессе. Сигналом к атаке на «Литературную Москву» послужила статья Дм. Еремина «Заметки о сборнике «Литературная Москва»», опубликованная в «Литературной газете» 5 марта 1957 г. (о других публикациях этого автора, выполненных примерно в том же жанре, см. комментарий к с. 384). Альманах был разруган во множестве газетных и журнальных статей, а уже подготовленный третий выпуск — не допущен к печати.

…было время, когда стихи Мартынова прочитывались откровением… — Далее Ф. С. цитирует стихотворения «Богатый нищий» (впервые: Литературная Москва. Вып. 1) и «Предмет спора» (впервые: Мартынов Л. Стихи. М.: Молодая гвардия, 1955).

«Ухабы» — повесть Владимира Тендрякова, опубликованная в 1956 г. в «Новом мире». По теме она близка яшинским «Рычагам», но сюжет ее много трагичнее: начальственное бездушие, облекаемое в слова о «государственных интересах», становится причиной гибели одного из персонажей. В то же время повесть Тендрякова — это еще и притча: колхозный грузовик, везущий по бездорожью героев повести, прочитывается как метафора, образ судеб России XX века.

Дудинцев — имеется в виду роман Владимира Дудинцева «Не хлебом единым», опубликованный в № 9–11 «Нового мира». Он стал самым громким литературным событием 1956 г. По сюжету это «производственный роман», фабула которого сводится к конфликту между новатором-изобретателем и консерватором-бюрократом. Но в эту стандартную для советской литературы коллизию писатель привнес новые краски и сюжетные повороты. Консерваторы представлены не как отрицательное, но нетипичное для советской действительности явление, а как всевластная каста начальников, неизменно (кроме откровенно лубочной последней части романа, написанной явно для цензуры) одерживающая верх над положительным героем. Изобретатель же не только не может отстоять свою правоту, но даже попадает в тюрьму по сфальсифицированному обвинению.

Однако главным в судьбе романа стало то, что дискуссия вокруг него вышла за пределы газетных и журнальных публикаций. По вузам, библиотекам, клубам и другим культурно-просветительским учреждениям страны прокатилась волна «читательских конференций» и «обсуждений». Официальные оценки столкнулись с горячей защитой романа и «рядовыми» читателями, и многими литераторами; по рукам ходила запись выступления Константина Паустовского 23 октября на заседании секции прозы Московского отделения Союза писателей. Обсуждение стало чем-то вроде всенародного форума, где высказывались самые разнообразные крамольные суждения и предложения, часто выходящие за пределы собственно литературы. О дискуссии заговорили за рубежом, и ЦК, дабы опровергнуть «буржуазную ложь» об административных гонениях на писателя и его роман, счел за благо даже рекомендовать издательству «Советский писатель» выпустить «Не хлебом единым» отдельной книгой (что и было исполнено в 1957 г.).

…Опыт не ставился под сомнение… допущение, оставившее до поры всякие разговоры о сомнительности начала… — Речь идет об «опыте» революции и о «начале» советского строя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза