Читаем Орангутан и Ваучер (сборник) полностью

«Посоветоваться с однокашниками? – словно спрашивал он у картофельных всходов. – А где их взять-то? Многие поженились да разъехались… Многие на службе ныне, на сверхсрочной. Кое-кто на соседней ферме робит. А я-то, я-то словно врос в Михреньгу… и что мне тут? Рыбалки нет – речка высохла. Охотой тоже не натешишься, да и ружья нет хорошего… Эх Михреньга, Михреньга! Сиротинушка моя несусветная, три кола, два двора, а посредине огород наш. Разве только черемуха шевелит душу и гладит, гладит белыми соболиными ветвями, словно убаюкивает: „Не спеши в путь-дорожку… Здесь поживи в покое, среди ветхих избушек да говорков окающих, длинных“».

Ночью Груня приходила в огород несколько раз.

Сначала принесла молока, шанек, а потом, ощутив утренний холодок, притащила дедовский дырявый тулуп. Ей все казалось, что Никита вот-вот дочитает книгу, но пропели последние петухи, а он так и не дочитал.

В поликлинику райцентра он поехал с первым автобусом. По здешним расстояниям она находилась рядом, всего в двадцати километрах от Михреньги. Так что в девять утра Никита был в регистратуре, а в десять – у врача.

– На что жалуетесь? – строго спросил врач, увидев перед собой здоровенного парня.

– Бессонница у меня, ностальгию подозреваю…

– Чего? – удивился врач.

– Ностальгию подозреваю… Брови врача задергались.

– Вы что, эмигрант?

Никита поморщился, а потом вдруг сказал глухо, брезгливо:

– Да, мигрирую-вибрирую…

– Эмигрируете? – врач насторожился. – Простите, видимо, туда, откуда приехали?

Никита не понял.

– Как, откуда приехали? Никуда я не уезжал.

– Давайте, дорогой, все сначала: дышите глубже и членораздельно отвечайте, на что жалуетесь?

– На жизнь свою! – вдруг гаркнул Никита изо всех сил. – Ни сна мне, ни отдыха! Не могу я так больше жить, не могу!

Врач засуетился. Открыл больничную карточку.

– Где работаете, гражданин Кочин?

– Там, в свинарнике.

– Простите, но это не шутка…

– До шуток ли? Сплю по три часа в сутки, а сосну, его вижу… мороз по коже…

– Кого его?

– Сказывать?

– Конечно.

– В деталях или как?

– Безусловно, в деталях… Нам диагноз необходим…

– Так вот… – Никита вытащил из-за пазухи две толстых книги и положил на стол. – Как окончил школу, с тех пор словно червь сосет… крутит всего… На танцы пойду – драться тянет… лихо внутри…

– Что, я не понял? – педантично переспросил врач.

– Драться, говорю, хочется. Лупить бестолковых! – Никита стукнул по столу.

– Что вы! Что вы! Успокойтесь, молодой человек… Да кого же в конце концов лупить?

– Как кого? Их… охломонов-недоучек! На танцах оне до одури трясутся, а заговоришь с каким-нибудь – двух слов связать не могут.

– Простите, но ведь можно на уровне среднего образования знакомиться!

– Не с кем… Сверстники поразъехались все… Одни Валерики да Ляли трясутся. В библиотеке поселка тоже не легче. Так и тянет выругаться…

– А что такое?

– Горы книг… штабеля! Про города-герои… про их оборону, труд, отдых… Про места примечательные вроде Ясной Поляны, Болдино, а про Михреньгу – хоть шаром покати! Хошь бы вот такусенькая была! – он указал на тонкую больничную карточку. – Словно нас, михреньгенцев, на свете нет. А, между прочим, дорогой товарищ, в нескольких километров отсюда великие люди рождались!

Врач заулыбался:

– Любопытно… Кто именно?

– Как кто! Михаил Ломоносов, Федор Шубной… Фома Кочин, мой дядя… Да что там говорить!.. Вы спрашиваете про сон, а я со стыда сгораю за нашу нынешнюю темноту. О каком сне речь, ежели мой дядя, бригадир сучкоруб слово «наука» через букву «в» пишет – «на-ву-ка», а любое собрание начинает с одного и того же? – Никита вдруг передразнил. – «Итак, дорогие товарищи, рябчики да уточки, а на полях хрены да дудочки!» До сна ли мне тут? Прилягу – одно и то же в глазах стоит… – Он замолчал, угрюмо посмотрел в окно.

– Ну-ну, продолжайте… – забеспокоился врач. – Что вам снится-то? Любопытно, очень любопытно… – Он начинал понимать, что перед ним необычный пациент.

– Они и снятся. Особливо Михаил Ломоносов, Рубцов… В деталях рассказывать или как?

– Конечно…

– Как?

– В деталях…

– Так вот, закрываю глаза однажды и слышу скрип саней. Сначала мне казалось, что ворота скрипят. Я – во двор… Может, не заперты оне…

– Прямо в чем мать родила?

– Да нет, товарищ дорогой, все это во сне чудилось… И бегал я, словно в облаках плавал…

– Ну-ну…

– Подбегаю, значит, к воротам, а оне заперты по всем правилам… Опять прислушиваюсь… Снова скрип. Я – за ворота… И что же? Вижу: по лесной заснеженной дороге идет обоз… Эх, товарищ дорогой, нет мне больше жизни здесь, нет!

– Ну-ну… Не кисни. Ты ж не хлюпик. Про обоз, про обоз сказывай! Обоз-то куда идет?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Полтава
Полтава

Это был бой, от которого зависело будущее нашего государства. Две славные армии сошлись в смертельной схватке, и гордо взвился над залитым кровью полем российский штандарт, знаменуя победу русского оружия. Это была ПОЛТАВА.Роман Станислава Венгловского посвящён событиям русско-шведской войны, увенчанной победой русского оружия мод Полтавой, где была разбита мощная армия прославленного шведского полководца — короля Карла XII. Яркая и выпуклая обрисовка характеров главных (Петра I, Мазепы, Карла XII) и второстепенных героев, малоизвестные исторические сведения и тщательно разработанная повествовательная интрига делают ромам не только содержательным, но и крайне увлекательным чтением.

Александр Сергеевич Пушкин , Г. А. В. Траугот , Георгий Петрович Шторм , Станислав Антонович Венгловский

Проза для детей / Поэзия / Классическая русская поэзия / Проза / Историческая проза / Стихи и поэзия
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия