Оранжевый абажур : Три повести о тридцать седьмом

Поступить в те годы в этот институт даже представителю социальной категории «служащие и их дети» было не так уж трудно. Правда, потерпев крушение при попытке поступления в технические, сельскохозяйственные и медицинские вузы — были уже такие, которые пробовали свои силы во всех этих направлениях, — многие из привилегированных сословий рабочих и крестьян направлялись в непопулярный тогда Юридический. Но Корнев сдал почти все экзамены на «отлично» и оказался первым среди поступавших. На решение приемной комиссии оказала, возможно, некоторое влияние справка, предусмотрительно добытая матерью Корнева. Эта справка гласила, что его отец умер в царской ссылке. В пользу приема говорило и членство потомственного интеллигента в комсомольской организации.

С первого и до последнего курса студент Корнев был на отличном счету у преподавателей, за что и прослыл среди сокурсников неисправимым «академистом». Это была едва ли не ругательная кличка, особенно во времена «дальтон-планов»[15] и «бригадных методов» обучения. Правда, эти революционные нововведения в учебной практике высших учебных заведений еще сохранились только в первый год учебы Корнева.

Его «академизм» выражался в неподдельном интересе интеллигентного парня даже к таким занудным и явно ненужным в практической работе предметам, как римское право или основы формальной логики. Особенно презирали эти предметы и всех, кто проявлял к ним непонятный интерес, те из сокурсников Корнева, кто считал свою учебу в Юридическом крупной жизненной неудачей. Вместо почетного участия в деле создания материальной базы социализма — что было бы в случае, если бы они были приняты в Политехнический, — будущим юристам предстояла унылая служба в суде или прокуратуре, постоянное общение со всякого рода жульем и подонками или совсем уж сомнительная с точки зрения настоящего пролетарского студента деятельность члена какой-нибудь адвокатской коллегии. Были среди студентов Юридического и такие, которые почти не делали секрета из того, что работать по приобретаемой сейчас специальности они не собираются. Институтский диплом они были намерены использовать только как «поплавок» в карьере административного или торгового работника. Тем более что в этих областях деятельности нелишне иметь и некоторые юридические познания.

С подобными циниками Корнев вступал иногда в яростные споры. Эти люди хотели дезертировать с чрезвычайно важной для Советского государства стройки здания социалистической законности. А оно, это здание, незыблемое и совершенное, становится все более нужным. Сопротивление социалистическому строительству класса чуждых элементов нарастает и непрерывно будет нарастать по мере успехов этого строительства. Наглядным подтверждением верности этого закона, открытого Сталиным, служит непрерывное выявление органами государственной безопасности все новых и новых тайных контрреволюционеров и их организаций. Враги не складывают оружия и действуют из-за угла методами скрытого вредительства, диверсий, шпионажа. Огромное количество нарушений советской законности совершают также люди, объективно не враждебные строительству социализма, но еще не усвоившие этических принципов нового общества. В этих условиях социалистическому государству становится все более необходимой армия высокообразованных и принципиальных юристов. Еще Ленин, сам юрист по образованию, учил, что победа в борьбе с преступностью и внутренней контрреволюцией, если она достигнута при недостаточно строгом соблюдении законности, может обернуться, в конечном счете, поражением. Об опасности пренебрежения правовыми нормами в социалистическом государстве будущего предупреждал еще Маркс… «Академист» Корнев вовсе не был просто пятерочником, этаким студентом-паинькой, автоматически проглатывающим преподносимую ему премудрость. Он старался глубоко осмыслить эту премудрость, штудируя произведения классиков марксизма, изучая текущую политику, чуть не на память заучивая многие статьи и речи Ленина и Сталина. Однако сухим ортодоксом-начетчиком Корнев не стал. Скорее он был чуть фанатичным верующим, воодушевленным высокими представлениями о долге будущего юриста, внушенными ему его матерью. Теперь уже покойной. Старая учительница умерла, когда ее сын только перешел на третий курс.