Читаем Оранжевый абажур : Три повести о тридцать седьмом полностью

Корнев уже знал об этих порядках и поэтому сразу же направился в кабинет начтюра. Но того, к его досаде, не оказалось на месте. Обратиться к его дежурному помощнику было, вероятно, ошибкой. Сославшись на отсутствие у него полномочий, тот отказался пропустить прокурора дальше. Это было явным враньем. Старая тюремная крыса не мог не знать, что он не только вправе, но и обязан это сделать. Еще одно подтверждение, что тут что-то не в порядке. А раз так, то тюремщик, несомненно, придумал и другие, более действенные предлоги, чтобы не допустить явно нежелательного для них прокурорского визита. Плохо, что эффект неожиданности уже потерян. Помначтюра, конечно же, доложит о нем своему начальнику, непосредственно или по телефону, а тот, возможно, проконсультируется с более высоким начальством, как ему быть в создавшемся щекотливом положении. Законное право было на стороне прокурора, но воспользоваться этим правом он сможет, вероятно, только в течение ближайших нескольких часов. Значит, уходить отсюда было нельзя. Надо сидеть и терпеливо ждать, хотя не исключено, что взять его решили именно измором. Авось нежелательный посетитель соскучится и уйдет. А уже завтра с ним может быть совсем другой разговор.

Ждать во взвинченном состоянии, в котором находился Корнев, хотя он и старался подавить его, было томительно трудно. Тем более что комната помощника начальника тюрьмы была как-то по-тюремному унылой и скучной. Кроме стола и пары стульев она ничем, вероятно, не отличалась от здешних камер. Голые стены, на окнах решетки. Дверь одностворчатая, толстая, узкая. Иногда она открывалась, и в ней показывался кто-нибудь из младших работников тюрьмы в черной форме. Посетитель с неизменным удивлением пялился на человека в штатском — такие люди здесь были, видимо, в диковину — и только потом спрашивал, не знает ли тот, где хозяин кабинета? Получив отрицательный ответ, служащие уходили, плотно прикрывая за собой дверь. Она хлопала как-то по-особенному глухо, и Корнев ловил себя на том, что в дополнение к этому стуку он воображает еще и лязг задвигаемого снаружи засова. Чего только не придет в голову, когда сидишь вот так и ждешь час, еще полчаса…

Иногда Корнев вставал и подходил к зарешеченному окну. Снизу в него были вставлены матовые стекла, а через верхние на расстоянии двух-трех метров была видна только какая-то глухая кирпичная стена. Все здесь наводило тоску и настраивало на ожидание чего-то недоброго, хотя это была еще не тюрьма, а только ее преддверие. Как хотелось уйти отсюда, сильно хлопнув этой тяжелой дверью! Но делать этого нельзя. Если его подозрения верны, то это было бы прямым путем к поражению.

Среди самых крупных своих недостатков Корнев числил избыточную чувствительность. И надо же было, чтобы именно он попал на службу в это ведомство решеток, замков, крепостных стен! Возможно, впрочем, что именно здесь он и сможет по-настоящему осуществить свою давнюю мечту послужить Законности в качестве ее верного и бесстрашного рыцаря.

Наконец в дверях показался дежурный помощник:

— Начальник вернулся и просит вас к себе, товарищ прокурор! — Корнев шел за ним по узкому, сводчатому, тускло освещенному коридору с одностворчатыми глухими дверями и зарешеченным окном в торце. И хотя таблички на этих дверях были такие же, как и во всяком другом учреждении, — «Бухгалтерия», «Отдел кадров» — ощущение, что здешнее учреждение все-таки необычное, не проходило.

Одна из дверей, возле которой Корнев был уже сегодня, имела менее угрюмый вид, чем другие. Она была обита блестящим дерматином. Проводник Корнева услужливо открыл ее:

— Входите пожалуйста, майор вас ждет! — Прикрыв дверь за Корневым, он удалился, явно радуясь избавлению от решения неприятного и трудного вопроса.

Кабинет начальника тюрьмы был обставлен куда богаче, чем комната его дежурного помощника. Если бы не решетки на окнах, которых не могли скрыть ни матовые стекла, ни гардины, его можно было бы принять за кабинет директора небольшого предприятия. Ковер на полу, диван с дерматиновой обивкой, ряд стульев вдоль стены. Из-за большого письменного стола навстречу Корневу поднялся толстяк в мундире НКВД с мечами и улыбающейся благодушной физиономией. Вид начтюра явно не соответствовал его угрюмой должности. Но Корнев сразу же постарался настроить себя на недоверчивый лад. Наружность, как известно, обманчива.

Широко улыбаясь, как при неожиданной, но приятной встрече, и извиняясь, что заставил себя так долго ждать — ничего не поделаешь, задержало начальство — майор протянул посетителю руку.

— Очень рад познакомиться. Здесь, конечно, привыкли видеть на должности товарища Корнева людей постарше. Но времена меняются, и прежние представления о возможностях молодого возраста явно устарели. Теперь всюду происходит, так сказать, омоложение советского аппарата.

Перейти на страницу:

Все книги серии Memoria

Чудная планета
Чудная планета

Георгий Георгиевич Демидов (1908–1987) родился в Петербурге. Талантливый и трудолюбивый, он прошел путь от рабочего до физика-теоретика, ученика Ландау. В феврале 1938 года Демидов был арестован, 14 лет провел на Колыме. Позднее он говорил, что еще в лагере поклялся выжить во что бы то ни стало, чтобы описать этот ад. Свое слово он сдержал.В августе 1980 года по всем адресам, где хранились машинописные копии его произведений, прошли обыски, и все рукописи были изъяты. Одновременно сгорел садовый домик, где хранились оригиналы.19 февраля 1987 года, посмотрев фильм «Покаяние», Георгий Демидов умер. В 1988 году при содействии секретаря ЦК Александра Николаевича Яковлева архив был возвращен дочери писателя.Некоторые рассказы были опубликованы в периодической печати в России и за рубежом; во Франции они вышли отдельным изданием в переводе на французский.«Чудная планета» — первая книга Демидова на русском языке. «Возвращение» выпустило ее к столетнему юбилею писателя.

Георгий Георгиевич Демидов

Классическая проза
Любовь за колючей проволокой
Любовь за колючей проволокой

Георгий Георгиевич Демидов (1908–1987) родился в Петербурге. Ученый-физик, работал в Харьковском физико-техническом институте им. Иоффе. В феврале 1938 года он был арестован. На Колыме, где он провел 14 лет, Демидов познакомился с Варламом Шаламовым и впоследствии стал прообразом героя его рассказа «Житие инженера Кипреева».Произведения Демидова — не просто воспоминания о тюрьмах и лагерях, это глубокое философское осмысление жизненного пути, воплотившееся в великолепную прозу.В 2008 и 2009 годах издательством «Возвращение» были выпущены первые книги писателя — сборник рассказов «Чудная планета» и повести «Оранжевый абажур». «Любовь за колючей проволокой» продолжает публикацию литературного наследия Георгия Демидова в серии «Memoria».

Георгий Георгиевич Демидов

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

История / Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия