— Но в контракте не сказано, что у яхты дрянной двигатель! Судно-то кто принимал? Представитель заказчика, то есть ваш... Он куда смотрел?.. Вот именно — куда?.. Я-то рассчитывал, что при встречном ветре или при штиле можно хоть как-то надеяться на мотор, а эта керосинка принялась чихать при первом включении. Мы сутки потеряли на ремонт... Ну и что?.. Да еще никто никуда не опоздал, не нервничайте, господин заказчик...
Владелец «Зеленого льва» положил трубку и оглянулся на почтительного секретаря.
— Вах, какой несдержанный капитан... Говорит, двигатель. А разве я принимал двигатель? Кстати, кто его принимал? Уволить немедленно... Я говорю капитану про премию за досрочный приход, а он говорит про ветер. Не понимаю, что важнее: ветер или премия?..
Ребята продолжали колупать окаменелость внутри пушечного ствола. Эта работа им порядком осточертела. Теперь мозоли на ладонях были уже у всех. Куски цемента валялись на палубе, иногда их сбрасывали за борт ногами. Андрюшка сочувственно смотрел на друзей.
— Наверно, немалые драгоценности там, если так крепко запечатали, — хмыкнул Максим.
— Макарони сказал бы «тьфу-тьфу-тьфу», — заметил Владик.
— Тьфу-тьфу-тьфу, — поспешно сказала Ника.
— А ты-то чего плюешься? — удивился Владик. — Ты ведь уверена, что сокровище там.
— На всякий случай. А вообще-то уверена, потому что сны меня редко обманывают...
По другому борту — пригнувшись и оглядываясь — скользяще проследовал никем не замеченный Паганель...
— Давай, — сказал Максим Владику и забрал у него ломик. — Хотя я уже хочу не сокровищ, а простую котлету с макаронами.
— Кто тут хочет котлету? — раздался веселый голос дядюшки Юферса. — Ну-ка, молодые люди, умываться и на обед!...
Качка была такая плавная, что наваристые щи почти не колыхались в тарелках. За длинным столом собрались все, кроме стоявшего у штурвала Охохито. И дружно работали ложками.
— Клянусь дедушкой, марганцовка дяди Юферса оказалась прекрасным лекарством. Живот у Паганеля уже не болит, и аппетит у него, как у моего соседа-пьяницы дяди Сёмы, которого жена тетя Соня выгнала из дома и пустила обратно только на четвертый день... — сообщил всем старпом Жора Сидоропуло.
— Все смеются над бедным Паганелем, — скорбно произнес излечившийся матрос, глотая очередную порцию щей. — А что видел Паганель в жизни? Одни упреки! Кто знает про его неприятности? И про всякие несправедливости, которые он пережил?
— Какие несправедливости вы пережили, Паганель? — осторожно поинтересовалась Ника.
— Всякие! У меня с детства были золотые руки, и всегда это выходило боком...
— Как это? — удостоил Паганеля своим интересом капитан Ставридкин.
— С самого детства, да... Я из всяких мелочей и отбросов умел делать замечательные вещи, а кончалось скандалами. Однажды я из клизмы, губной гармошки и консервной банки сделал автоматический музыкальный центр, принес в школу, а он включился посреди урока... Пришлось заканчивать другую школу... Потом я из старинного самовара, транзисторного приемника и дуршлага смастерил передатчик для связи с инопланетянами, а эта штука вдруг послала сигнал на какой-то секретный спутник. Спутник слетел с орбиты, меня нашли какими-то локаторами и не отправили далеко-далеко только потому, что приняли за психа...
— А еще? — вместе спросили навострившие от любопытства уши Владик и Максим...
— А «еще» было совсем плохо... Я сделал машинку, которая старые нарезанные газеты превращала в банковские билеты по пятьдесят рублей... Сам не знаю, почему по пятьдесят... На меня донесла соседка, у которой муж работал дворником в милицейском управлении. Хорошо, что на этих деньгах не оказалось номеров и одна цифра была задом наперед, решили, что деньги игрушечные. Но на всякий случай я уехал в другой город и поступил в матросскую школу...
— Здесь у вас, по-моему, тоже не все в порядке, — заметил капитан.
— Что поделаешь, если я рассеян, как все талантливые изобретатели...
— А вы можете изобрести что-нибудь прямо сейчас? — поинтересовалась Ника.
— Что?... А меня не будут ругать?
— Клянусь дедушкой, не будем, — пообещал Жора. — Если только ты не изобретешь адскую машину...
Паганель с уныло-задумчивым видом поскреб в затылке. Взял две ложки, две вилки, крышку от консервной банки, пустую банку из-под майонеза, оторвал от матерчатой салфетки полоску, связал ею все предметы так, что получился человечек.
— Вот... кухонный танцор, который питается энергией от колебания морских волн... — И человечек бодро зашагал по столу, а потом рядом с кастрюлей исполнил короткий танец, в конце которого рассыпался. — Вот такой конец у всех моих изобретений... — вздохнул Паганель.
— Ну, все-таки... — утешил его Макарони. — Малость потанцевал...
— Как все мы в жизни... — философски покивал Паганель.
Макарони украдкой плюнул через плечо и сцепил пальцы.
— Скажите, Паганель, а вы не могли бы придумать какую-нибудь штуку к ломику, чтобы сам работал? — сказал Максим. — Или чтобы она помогала хотя бы.
Паганель покивал опять: