Орда (Тетралогия)

— Ну, конечно. — Девушка засмеялась, обернулась и, обхватив Баурджина за шею, шёпотом просила: — Накрой мои губы своими… Как ты тогда делал… Помнишь?

Нешуточная страсть внезапно накрыла с головою влюблённых, хотя вроде бы и не место ей сейчас было, и не время. И тем не менее… Сорвав с себя дээл, Баурджин швырнул её на траву, упал, заключая в объятия горячее девичье тело… О, Джэгэль!!! Джэгэль!

Усыпанное звёздами небо казалось бархатной крышей гэра, а пожухлая трава — мягкой верблюжьей кошмою. И нежные руки девушки обвивали шею, кожа её была такой шелковистой и тёплой, грудь — упругой и налитой, зовущие к поцелуям губы — жаркими, а в карих глазах, больших и блестящих, отражались жёлтые отблески звёзд. Или то были знакомые золотистые чёртики?

А между тем воздух вдруг сделался сырым, что-то загромыхало, а в небе исчезли звезды.

— Ой! — устало откинувшись назад, вдруг вскрикнула девушка. — А трава-то — мокрая!

— Мокрая?! — Баурджин постепенно осознавал, что это значит.

Джэгэль-Эхэ вдруг напряглась, прислушалась:

— Кажется, там, за кустами, кто-то едет! Слышишь, голоса?! И как хрипят кони… Вон-вон, факел! Кто бы это мог быть?

— Кто-кто, — юноша усмехнулся, — наверное, наши. Больше уж некому!

— Наши?

— Эй, парни! — Баурджин закричал.

— Ого! — радостно зашумели в ответ. — Нашёлся-таки нойон! Нашёлся!

С факелом в руке выехал из-за кустов Кэзгерул Красный Пояс, улыбаясь, спрыгнул с коня:

— Я знал, что он отыщет тебя, Джэгэль! Дайте-ка, обниму вас… Да не стесняйся ты, Джэгэль, не хватай дээли! Коль уж дал тебе Бог такое красивое тело, чего же его стесняться?

— И мне, и мне дайте обняться! — радостно завопил Гамильдэ-Ичен. — И мне!

— Ну, как же без тебя-то? — захохотали Кооршак с Юмалом.

— Смейтесь, смейтесь, лошадюги, — парнишка с большим удовольствием обнялся с Джэгэль-Эхэ, — сойки пустоглазые…

— Сам ты сойка! — хохоча, дружно отозвались парни. — Что это у тебя торчит из перемётной сумы, Гамильдэ?

— Что надо, то и торчит!

— Где ты подобрал эту корягу?

— Что ещё за коряга? — весело поинтересовался Баурджин.

— А, — Гамильдэ-Ичен махнул рукой, — свалилась с неба чуть ли не мне на голову!

— Во! — здоровяки не упустили случая посмеяться. — У него уже и коряги с небес валятся!

— Эй, Гамильдэ, а больше там ничего не падало? К примеру, золотые ожерелья, меховые шапки, коралловые бусы…

— Вот ржут, сойки!

— Сойки не ржут, мальчик! Ржут лошади.

— Так я и говорю — лошади. Гнусные пустоглазые лошадюги!

— А ну-ка, посмотрим, что у него там, в сумах? — Парни развеселились не на шутку. — Может, он и в самом деле, там коралловые бусы прячет, коли уж они падают с неба? Насобирал втихомолку и не хочет делиться с друзьями! Хо! Ну-ка, скажи, зачем тебе эта железяка?

Баурджин оглянулся на «железяку»… и вот ни чуточки не удивился, увидев в сильных руках Кооршака кусок пропеллера от японского самолёта. Наверняка с одного из тех двух, которые только что сбил советский ас.

— Лучше б ты, Гамильдэ, пулемёт подобрал, — качнув головой, пошутил юноша.

Не сказать чтоб свадьба была очень уж скромной, но всё же не совсем обычной — ни родителей, ни сватов у молодожёнов не имелось, как и в пожалованном кочевье — каких-либо лишних людей. Так что гости — только свои, друзья-приятели. Правда, послали приглашение и верховному хану, и Боорчу с Джэльмэ, но это уж так, из вежливости — ну, поедут ли столь почтенные и влиятельные господа на свадьбу к какому-то захудалому вассалу?

На третий день, ближе к ночи, гости наконец утомились, расползлись по своим гэрам, остались лишь самые близкие — Гамильдэ-Ичен, братья-здоровяки, Кэзгерул Красный Пояс.

Жених и невеста — Баурджин и Джэгэль-Эхэ, — устало улыбаясь, сидели на кошме из белой верблюжьей шерсти и, поддерживая светский разговор, лениво цедили кумыс. Жутко хотелось спать — но не выгонять же гостей, тем более — таких?! Хотя… вообще-то можно было бы и выгнать, да заняться… гм-гм… более приятным делом, да так что б юрта тряслась на зависть окрестным кочевьям!

Баурджин приобнял жену — та понимающе усмехнулась:

— Слушайте-ка, парни…

Снаружи послышался стук копыт, донеслось лошадиное ржание.

Жених мотнул головой, встрепенулся:

— Наверное, гости с дальних кочевий.

— Да, — подтвердил Гамильдэ-Ичен. — Это, верно, приехали Серые Спины с пастбища Алтан-Чуулу, а Кэзгерул?

Кэзгерул Красный Пояс неожиданно покраснел и потупился.

— Полагаю, что… — произнёс он задумчиво, но начатую фразу закончить так и не успел. У входа в гэр раздались весёлые голоса и хохот. Откинув полог, в юрту вошёл… Боорчу! В синем шёлковом дээле, подпоясанном жёлтым поясом, — вельможа и давний собутыльник Баурджина был одет по-праздничному.

— Ну что, Баурджин-гуай? — вместо приветствия громко спросил гость. — Арька ещё в твоём гэре не кончилась?

— Найдётся для тебя и арька, — довольно улыбнулся жених. — Есть и вино, и кумыс, и даже баранья голова — садись же скорей на почётное место, славный Боорчу!

— Садиться пока погожу. — Боорчу повернулся к выходу. — Я же говорил, что у них ещё что-то осталось! Заходи, великий хан!

Великий хан?

Все вскочили на ноги…