Орда (Тетралогия)

Тот ночной бой оказался удачным — бойцы батальона уничтожили штаб японской части, зенитную батарею, склады боеприпасов и горючего — это именно они так пылали. А затем майор Ремезов искусным маневром вёл в заблуждение подошедшие на остановку прорыва свежие части противника, столкнув их между собой, и, пользуясь суматохой, благополучно вывел батальон из боя.

А 8 июля 1939 года, во время телефонного разговора с комкором Жуковым, майор Иван Михайлович Ремезов был убит осколком снаряда…

Иван же…

С Иваном и вовсе случилось такое… И даже не столько тогда, в тридцать девятом, сколько уже далеко после войны, в семьдесят втором…

Там, на Халкин-Голе, во время одного из боев Дубов оказался в урочище Оргон-Чуулсу, том самом, о котором невесть что рассказывали монгольские кавалеристы Лодонгийна Дангара. Был ранен осколком в грудь, потерял сознание… А очнулся уже в госпитале, где оказался весьма странным образом — его доставили молодой светловолосый парень и девушка — те, о которых говорили легенды. А на шее Ивана с тех пор появился амулет — серебряный кружочек, маленький, размером с двухкопеечную монету, с изображением серебряной стрелы.

Непонятно, может, и в самом деле амулет помогал, а только всю Великую Отечественную Дубов отвоевал почти без единой царапины — только частенько ныла грудь, куда когда-то попал осколок. И отвоевал достойно — командовал разведротой. Дошёл до Берлина, а после войны, как и многие другие, был отправлен в дальний гарнизон, где, своим умом, без всякой помощи, вскоре стал командиром части. Сам, все сам… Перевод в Москву — хоть и не очень-то рвался — генеральское звание…

Вот только нельзя сказать, что в личной жизни Дубова баловала судьба — любимая жена умерла в конце 60-х, сын вырос, женился и жил отдельно, лишь иногда радовал отца, привозя внуков погостить.

Так и тянулось время, не сказать, чтоб уныло, но и без особой радости — внуки наезжали редко. И вот как-то раз…

Кажется, в конце мая семьдесят второго… Да, именно в конце мая — как раз Никсон в Москву приезжал… Во время инспектирования одной из подмосковных частей в Ленинской комнате генерал Дубов вдруг обнаружил альбом монгольских художников, и в нём одну картину — урочище Оргон-Чуулсу. Альбом этот командование части презентовало генералу.

Через некоторое время, совсем скоро, Дубов попал аварию — ехал по грунтовке на своей «Волге», как вдруг — откуда ни возьмись! — вылетел из сосняка мальчишка-велосипедист. Тормозить уже не успевал.

Резкий поворот руля…

Мост, обрыв, река…

И темнота…

Правда, в тот момент выжил, только сильно ударился грудью — тем самым местом, куда когда-то был ранен.

Грудь сильно болела, ныла, и…

Пятидесятичетырёхлетний генерал Иван Ильич Дубов, фронтовик, кавалер боевых орденов и медалей вдруг очнулся… в монгольских степях, в теле никому особо не нужного мальчишки-изгоя — Баурджина из рода Серебряной Стрелы. Между прочим — в конце двенадцатого века — ну, это Дубов уже позже вычислил. А поначалу пришлось бороться за жизнь, за честь, за место под солнцем…

Род старого Олонга, из откочевавшего далеко на восток найманского племени, к которому и принадлежал Баурджин, фактически управлялся сыном старого вождя — Жорпыгылом Крысой, на первых порах попортившим Дубову немало крови. И всё же, всё же Ивану-Баурджину удалось сделать по-своему, сплотить вокруг себя остальных изгоев — бедных пастухов-аратов — Гамильдэ-Ичена (тому тогда было лет тринадцать), силачей Юмала и Кооршака, Кэзгерула по прозвищу Красный Пояс. Последний вскоре стал побратимом Баурджина — остальные же остались друзьями на всю жизнь… всю жизнь…

Материалист Дубов, конечно, испытал шок — а как же! Правда, особо копаться в случившемся ему было некогда — сразу же навалились проблемы, может, это в какой-то мере и смягчило адаптацию. Уж само собой, тяжеловато было генералу оказаться в шкуре сопливого мальчишки-кочевника. Хотя, с другой стороны, получить молодое шестнадцатилетнее тело, гибкое и проворное… Иван к тому же сделал его сильным. Все навыки и умения — держаться в седле, понимать речь найманов, вообще ощущать себя кочевником — это осталось от Баурджина, всё же остальное — ум, реакция, память, всё то, что делает человека человеком — принадлежало Дубову. И с течением времени от того, что было когда-то забитым пареньком Баурджином, почти ничего не осталось. Иван, размышляя, пришёл к выводу, что Баурджин, скорее всего, погиб бы от меркитской стрелы, попавшей ему в грудь как раз тогда… когда появился Дубов.

Иван пытался, конечно, выбраться. Отыскал то самое урочище, Оргон-Чуулсу, не один отыскал, с девушкой, красавицей Джэгэль-Эхэ, будущей своей женою. И с ней же оказался там, в далёком тридцать девятом, и спас, вынес из боя… самого себя. Да, можно и так сказать — самого себя. Мистика… хотя в мистику Баурджин-Дубов не верил.