— Эх, картошка-тошка-тошка… — хлебнув арьки, негромко затянул Баурджин.
Тут и фронт вспомнился — не только Халкин-Гол, но и Четвёртый Украинский. И даже самое начало войны — Демянск…
Баурджин и не заметил, как задремал, а проснулся оттого, что замёрз — с реки явственно несло холодом. Кругом ещё было темно, но на востоке, за рекой, уже окрашивался алым цветом тёмно-синий край неба. Вот и славно! Вот и половить на первой зорьке!
Хлебнув из баклаги, Дубов прихватил удочку и стал спускаться к реке… Как вдруг услыхал почти совсем рядом лошадиное фырканье. Затаился у самой воды, за большим камнем, прислушался, всматриваясь в предутреннюю промозглую мглу.
Стук копыт!
Кто-то спускался по круче. Всадники! Человек с десяток или около того. Вернулись мужчины? Но почему едут так тихо, пробираются с осторожностью, словно стараются остаться незамеченными. Нет, свои так не ходят!
Ага, вот остановились…
— Где тропа? — прозвучал злой шёпот. — Ну, отвечай, живо, иначе мы станем пытать девку!
— Не знаю… Кажется, там, за кустами. Я ведь говорил, что не здешний.
Голос Гамильдэ-Ичена!
Точно — он!
Баурджин насторожился и, выждав, когда неведомые всадники проедут мимо, быстро зашагал следом.
Хитры, хитры, сволочуги — обходят кочевье с подветренной стороны, чтоб раньше времени не почуяли псы. Да, чужаков немного… А идут уверенно — видать, знают, что мужчин в кочевье нет. Вот-вот, как раз с первой утренней зорькой ворвутся в беззащитные гэры, убьют стариков и детей, уведут в полон женщин… Однако…
Однако род Черэна Синие Усы — вражеский род, союзники Джамухи. А эти ночные всадники — их враги. Так? Выходит, да. Так что же, выходит, нужно действовать по принципу: враг моего врага — мой друг? Ну уж нет! Здесь все враги! К тому же они, похоже, схватили Гамильдэ-Ичена и ту девчонку, Боргэ. Что ж… тем хуже для них!
Огибая деревья и камни, Баурджин-нойон неслышной тенью следовал за таящимися в предрассветной тьме всадниками. Ага, вот те остановились, спешились. Кругом — густые заросли можжевельника, слева — река, справа — овраг, урочище.
А вот и Гамильдэ-Ичен! И — кажется — Боргэ. Обоих привязали к корявой сосне. Ну, правильно, чтоб не мешали. Интересно, оставят ли часового? У них ведь каждый человек на счету… Оставили. Сами же, взяв под уздцы коней, направились к гэрам…
Что ж, пора действовать — и как можно быстрее!
Словно рысь — неслышно и неудержимо — молодой нойон метнулся к вражине, ух что-что, а опыт снятия вражеских часовых у Дубова имелся немалый. Подкрался, вытащил нож…
Часовой обернулся — услышал. Охотник, мать его…
— Это ты, Хартогул?
— Я, я… Забыли баклагу.
— Баклагу? Какую…
Острый клинок без особого шума разорвал грудь. Враг дёрнулся, вскрикнул…
— Тихо, тихо. — Баурджин тут же зажал ему рот, чувствуя, как стекает по ладони вязкая горячая кровь. Кровь ночного врага…
Опустив мёртвое тело в траву, подбежал к пленникам, вырвал изо рта Гамильдэ-Ичена кляп:
— Стражник — один?
— Нойон! — В голосе юноши вспыхнула радость. — Ты как здесь?
— Рыбу ловил. — Баурджин быстро перерезал путы и напомнил: — Я спросил…
— Кажется, один… — Гамильдэ бросился к девушке. — Боргэ! Боргэ!
Нойон освободил и девчонку.
— Боргэ… — с нежностью произнёс Гамильдэ-Ичен.
— Не время сейчас для любезностей, — Баурджин тут же прервал их. — Боргэ, можешь идти?
— Да… — Девушка быстро пришла в себя.
— Незаметно, но быстро бежишь в кочевье — всех будишь, но — неслышно. Пусть будут готовы!
— Поняла! — без лишних слов девчонка скрылась в зарослях.
Молодец. Всем бы так…
— А мы с тобой — пойдём следом за вражинами. Кстати, кто это, не знаешь?
— Нет…
— Ну да, вряд ли они тебе представились…
Баурджин с Гамильдэ-Иченом почти бегом бросились краем оврага — как раз там и пробирались сейчас чужаки.
Небо алело восходом. А здесь, на берегу, ещё было темно, и чёрные деревья хватали корявыми лапами низко висевшие звезды. Вот впереди кто-то вскрикнул — споткнулся. Послышались приглушённые ругательства — это главарь водворял порядок. Пахнуло лошадиным потом и грязью никогда не мытых тел… Язычники.
Вот они выбираются из лощины… Садятся на лошадей… Сейчас, вот-вот, сейчас навалятся неудержимой лавой… Горе, горе беззащитным гэрам!
Идущий последним замешкался, нагнулся, поправляя подпругу, — остальные уже подъезжали к кочевью…
Нойон молча протянул Гамильдэ-Ичену нож. Юноша кивнул, примерился…
Взметнулась в седло чёрная тень… И, на миг застыв, упала в траву со слабым стоном.
— Вперёд! — вскакивая на трофейного коня, усмехнулся Баурджин. — Что там у него?
Гамильдэ-Ичен быстро обыскал поверженного врага:
— Сабля… И палица… Ещё — лук.
— Саблю — мне, остальное забирай. Садись!
Юноша уселся на круп коня сзади.
Баурджин ласково потрепал скакуна по гриве, придержал — судя по всему, ещё было не время. Немного выждать.
Первый луч солнца упал на землю, освещая белые гэры.
— Хэй-йо-у-у-у! — бросаясь в атаку, завыли, заблажили враги. — Хэй-йо-у-у-у!!!
— Вот теперь — пора…
Нойон взмахнул саблей, пробуя, как сидит клинок.
— Хэй-йо-у-у-у!
Рассыпавшись лавой, чужаки ворвались в кочевье. Спрыгивая с коней на скаку, ворвались в гэры…