Баурджин облизал вмиг пересохшие губы.
— Складно поешь, травоволосый, — тихо произнесла атаманша и, сев рядом с пленником, провела рукой по его плечу. — А ты сильный…
Выхватив кинжал, она резким движением разрезала пояс и, распахнув дээл Баурджина, приникла к его груди…
— И в самом деле — сильный.
— Посмотри мне в глаза, — шёпотом попросил Баурджин. — И я узнаю — чего ты сейчас хочешь?
— И чего же?
— Того же — что и я… Скорей развяжи мне руки, красавица…
Исполнив просьбу, Дикая Оэлун сбросила на ковёр одежду.
— Цара Леандер! — любуясь точёной фигурой, восхищённо прошептал нойон. — Поистине — Цара Леандер…
Глава 5
Рыбацкие страсти
Июнь—июль 1201 г. Северо-Восточная Монголия
Непокорного врага
Немногочисленным сделавший,
Рубившегося врага
Наполовину уменьшивший…
Их отпустили! Невероятно, но факт! Видать, Дикой Оэлун сильно пришлась по душе идея Баурджина по распродаже ветоши и прочей скопившейся в разбойничьих сундуках дряни. Ну, ещё бы — какой толк грабить всех подряд, когда можно просто выгодно реализовать уже награбленное? Именно так и рассудила Оэлун, уж в чём в чём, а в уме ей нельзя было отказать, а дура бы и не сумела управиться с бандой. И не просто управиться, а удержать в тугой узде!
Им вернули лошадей, повозки и, конечно же, дали новых погонщиков — для пригляда. Трёх неприметных парнишек, каждый из которых в бою стоил хорошего воина. Жарлдыргвырлынгийна же разбойники оставили в качестве заложника. Ну а кого им ещё было оставлять — тощие подростки, Гамильдэ-Ичен и Сухэ, на важных заложников уж никак не тянули. Впрочем, кажется, Жорж и сам рад был остаться, уж больно восхищённо посматривал он на разбойницу.
По левую руку от маленького каравана дыбились поросшие лесом сопки, по правую — блестела река. Утреннее небо было пронзительно синим, над вершинами сопок вставало жёлтое солнце.
— Смотрите-ка, гэр! — обернулся в седле едущий впереди Гамильдэ-Ичен.
Сухэ в миг нагнал его, всмотрелся:
— И не один даже!
— Кочевье Чэрэна Синие Усы, — усмехнувшись, пояснил один из разбойников. — Последнее место, до которого могут проехать возы.
— Значит, нужно их там продать. — Баурджин почесал затылок и махнул рукой. — Сворачиваем!
Люди Чэрэна Синие Усы — в основном женщины и дети, — завидев приближающихся купцов, с радостным гомоном бросились навстречу.
— Сонин юу байнау?! Какие новости?!
— Хороши ли ваши стада? Много ли дичи в лесах?
После обмена любезностями гости быстро развернули возы шагах в полусотне от кочевья и, развесив на выносных шестах товары, принялись — как и полагается купцам — потирать руки в ожидании прибыли. Местные молодайки уже пускали слюни над медными монистами и отрезами разноцветной парчи и шелка, а старики приценивались к ленточкам — для подношения духам. Однако смотреть — смотрели, но не покупали. Странно…
Загадка, впрочем, разрешилась просто — в настоящий момент в кочевье просто-напросто не было мужчин. Интересно — а где же они тогда? Что, на охоту уехали?
Пара разбитных молодаек, с большим интересом постреливающих узкими глазками на гостей, перебивая друг друга, пояснили, что не на охоту, а… Баурджин-Дубов назвал бы это — «военными сборами» или «строевым смотром» — собственно, со слов девчонок так оно и выходило.
— А когда вернутся? — быстро спросил Гамильдэ-Ичен. — Без них, что, купить не можете?
Тут же выяснилось, что срока возвращения мужчин в кочевье не знали. Может быть — сегодня к вечеру, а может, и дня через три, раньше тоже так бывало — и всегда по-разному. А без мужиков делать какие-либо серьёзные покупки женщины опасались. Нет, конечно, все они были достаточно самостоятельны и могли распоряжаться всем богатством своего гэра… Только мужчины могли потом запросто побить их палками — чтоб не дурили, отдавая по две собольих шкурки за красивое медное блюдо.
— Ладно. — Гамильдэ-Ичен давно уже освоился в образе торговца. — Не хотите по две, давайте по одной! Смотрите, на всех не хватит.
Баурджин хмыкнул: местные молодайки глазели на дешёвенькие тарелки, словно африканские негры на бусы. А Гамильдэ-Ичен, словно заправский купец, продолжал расхваливать выставленные на продажу товары:
— Вот, обратите внимание, пояса! Хорошие, шёлковые… Отличный подарок мужу. Ну, что ты смотришь, глазастенькая? Мужа нет? Так подари дружку!
— Ой… — девчонка с сомнением подёргала пояс. — Что-то он трещит — как бы не расползся.
— Не расползётся! — Гамильдэ-Ичен поспешно отобрал пояс, и в самом деле траченный молью. — А трещит… так он и должен трещать — это фасон такой, чжурчжэньский. А ты что смотришь? Хорошее блюдо, бери, не сомневайся! Только для вас, красавицы, всего по одной собольей шкурке за блюдо. Что? Нет собольих? Не беда, несите горностаевые. Беличьи? Ладно, сойдут и беличьи… только побольше.
Какой-то старик, с узкой седой бородой, трясущимися руками протянул Гамильдэ цзинскую медную монетку:
— Дай-ка мне во-он ту ниточку…