Орда (Тетралогия)

К удивлению Баурджина, всех погибших — и своих, и чужих — лиходеи похоронили достойно. Один из разбойников — высокий представительный бородач в чёрном тэрлэке, подпоясанном железными звенящими цепями — веригами, — даже прочёл заупокойную молитву. И все — даже возможные язычники — почтительно слушали, обнажив головы. Затем под заунывное пение того же бородача быстро забросали могилу землёю, утвердив на возвышении несколько круглых камней, а из более мелких камешков аккуратно выложили крест.

Сама Дикая Оэлун тоже помолилась, после чего, резко вскочив в седло, махнула рукою — пора. Погрузив награбленную добычу на лошадей, разбойники привязали к сёдлам и пленников, после чего дружно поскакали прочь.

В зияющей голубизне небес ярко светило солнце, освещая сопки, поросшие смешанным лесом, отражаясь в широкой сверкающей ленте реки, петляющей меж высокими берегами. Вокруг, средь зелени трав, алели маки, желтели одуванчики и купальницы, нежным пурпуром цветков рвался к небу буйно разросшийся иван-чай. Со склонов холмов лёгкий ветерок приносил сладковатый запах клевера.

Ехали недолго, уже к полдню все спешились и, резко свернув направо, в сопки, дальше пошли пешком, ведя коней под уздцы. Шумели берёзы. Прозрачное небо подпирали лиственницы и кедры. Пахло смолой и цветущим шиповником, жужжали шмели, а где-то совсем рядом увлечённо колотил по стволу дятел.

Чаща постепенно становилась все гуще, вскоре и вовсе стемнело — солнечные лучи гасила тёмно-зелёная тень. Узкая, змеившаяся меж деревьев тропинка привела путников к небольшому ручью, у которого был сделан привал. Напоив, пленников отвели в искусно замаскированную пещеру, где и оставили, завалив тяжёлыми камнями вход.

— Без особых затей, но надёжно, — прокомментировал вслух Баурджин. — Попробуй выберись, никаких сил не хватит.

— Думаю, они к тому же оставили где-нибудь часового.

— Конечно, оставили, Гамильдэ! А как же?!

— Разбойница… Красивая! Очень! Такую б жену! — Жарлдыргвырлынгийн, а попросту — Жорж, молча привалился спиной к стене пещеры и закрыл глаза.

— Правильно, — одобрительно кивнул нойон. — Лучше поспи, чем говорить такие речи. Ишь, жены-разбойницы захотелось… Поспим. Восстановим силы, кто знает, может быть, они нам очень скоро понадобятся. Кстати, тут и подстилка имеется. Курорт!

— Что? — шёпотом спросил Сухэ у Гамильдэ-Ичена.

— Не знаю, — покосившись на Баурджина, так же, шёпотом, отозвался юноша. — Нойон много непонятных слов знает.

— А!

Баурджин прикрыл глаза и задумался, пытаясь подвести некоторые итоги. Убитых погонщиков было, конечно, жаль, но не они были главной потерей. Повозки с товарами! Без них выдавать себя за торговцев не имело смысла. А тогда — за кого? За тех же торговцев, только ограбленных? Поверят ли? Попросят доказательств, а кто их пленникам даст? Разве что Дикая Оэлун выпишет справку: так, мол, и так дана таким-то сяким-то в том, что они честные торговцы, ограбленные вверенным мне бандподразделением. Баурджин усмехнулся. Интересно, долго их здесь будут держать? Впрочем, нет — вопрос поставлен неверно, прямо сказать — тактически и стратегически безграмотно. Каким образом отсюда поскорей смыться — вот какие задачи сейчас ставить надо!

— Гамильдэ!

— Да, нойон?

— Подползи ящеркой к камешкам, полежи, послушай… Только осторожно.

Гамильдэ-Ичен зашуршал соломой. Затих.

Баурджин ненадолго задремал, настолько чутко, что прекрасно слышал каждый, даже самый тихий, шорох. Услыхал и когда подполз Гамильдэ-Ичен, открыл глаза:

— Ну?

— Их там двое, нойон.

— С чего так решил?

— Слышал, как разговаривали. О чём — не знаю, ветер.

— Где они?

— Шагах в десяти от камней, под лиственницей. Там, из-за камней, видно.

— Видно, говоришь? — Баурджин встрепенулся, прогоняя остатки сна. — Ну, пойдём, взглянем.

Они осторожно подобрались к заваленному камнями входу. Как и сказал Гамильдэ-Ичен, камни были уложены неплотно, сквозь узкие щели прекрасно просматривалась небольшая полянка перед пещерой, кусты можжевельника, папоротники, лиственница. Ага, вот они, субчики! Валяются, как колхозники после подсчёта трудодней.

В папоротниках, под лиственницей, прислонившись к широкому стволу, в непринуждённых позах расположились охранники — двое молодых парней в поношенных летних тэрлэках и узких шерстяных штанах. Босые, но с копьями и саадаками. Так просто не вылезешь — изрешетят стрелами.

— Ну, посиди ещё. — Баурджин похлопал юношу по плечу. — А я пройдусь посмотрю — что тут за пещера?

— Ничего хорошего, — шёпотом отозвался Гамильдэ-Ичен. — Я уже проверял.

Парень оказался прав — пещера имела в длину всего пятнадцать с половиной шагов при ширине десять. Баурджин, правда, попытался копнуть рукой стену — напрасные хлопоты. Гранит, однако, или какой-то другой твёрдый минерал.

— Вот, правильно, нойон! — встрепенулся проснувшийся Сухэ. — Надо копать!

Да, тебя только тут не хватало, парень. Как там пословица-то про молчащего дурака? Промолчит — сойдёт и за умного?

Баурджин обернулся:

— Копать? А ты что, метростроевец?

— Кто, нойон?