— Так ты мне так и не сказал — кто вы? Из какого рода?
— Наш род — род Соболя! А вот какие вы музыканты, мы сейчас увидим!
— Сайн байна уу? Хорошо ли живете? — вытяну руки ладонями кверху, Баурджин-нойон вежливо приветствовал всадников. — Как провели весну? Все ли поголовье на месте?
— Сонин юу байнау? Какие новости? — подъехав ближе, вежливо поздоровался один из всадников, судя по затейливо вышитому тэрлэку — главный. Смуглолиций, с глазами-щёлочками, он невозмутимо рассматривал незнакомцев. Остальные настороженно держались позади, в любой момент готовые пустить в ход луки.
— Мы — странствующие музыканты, — снова пояснил нойон. — Поем, играем, читаем сказания — нас уже благодарили во многих кочевьях.
Всадник в расписном тэрлэке ещё больше прищурился, так что глаза его, и без того узкие, стали и вовсе почти не видны:
— Интересно, в чьих же кочевьях вы уже побывали?
Откуда-то из лесу — вероятно, спрыгнул с какого-нибудь дерева — выбежал босоногий мальчишка с перекинутым за плечи луком и, подскочив к десятнику, что-то ему зашептал, время от времени кивая на путников.
— Нас знают в кочевье старого Хоттончога, — тем временем пояснил Баурджин. — И в гэрах Чэрэна Синие Усы, и во многих других гэрах.
— Чэрэн Синие Усы? Хоттончог? — Десятник нахмурился. — Эти люди нам не друзья. И ещё… Зачем вы высматривали, где сложены доски для настила?
— Мы вовсе не доски высматривали, а малину или смородину — заварить чай, — обиженным голосом отозвался Гамильдэ-Ичен. — А настил ваш нам и вовсе ни к чему — повозок ведь у нас нет.
— Верно, нет, — ухмыльнулся воин. — Но я почём знаю, что у вас на уме? Может, вы — вражеские лазутчики? Уж извините, нам придётся связать вам руки — а в кочевье уж разберёмся, кто вы.
Десятник взмахнул рукою, и ряд воинов ощетинился стрелами. Двое из них, впрочем, тут же закинули луки за спины и, спешившись, сноровисто связали руки «сказителям». Сильно пахнуло не мытыми с рожденья телами — судя по всему, воины рода Соболя исповедовали чёрную шаманскую веру Бон.
— Хорошая сабля. — Десятник внимательно осмотрел снятый с Баурджина клинок. — Зачем она музыканту? Это же не хур и не бубен.
— Мы ходим везде, — спокойно возразил князь. — А в дороге случается всякое.
Обитатели кочевья — человек с полсотни, — молча столпившиеся на площадке перед главным гэром, настороженно наблюдали, как спешившиеся воины помогают спуститься с коней связанным пленникам.
— Кого поймал, Эттэнгэ? — выкрикнули из толпы.
Десятник, как выяснилось, был человеком вежливым и незаносчивым, поскольку выкрик не проигнорировал, а, повернувшись на голос, ответил вполне обстоятельно:
— Мы взяли их у настила. Говорят, что бродячие музыканты-сказители, но при них оружие, да и сами они весьма подозрительны. Я думаю, это разбойники с Чёрных гор, о которых нас предупреждали соседи.
— Разбойники? — вдруг возмутился Гамильдэ-Ичен. — Посмотрите-ка внимательней, добрые люди? Ну, разве мы похожи на разбойников? Они ж все — злобные упыри, а наши лица — посмотрите! — милы и приветливы!
В толпе засмеялись, и Баурджин по достоинству оценил придумку парня — где весёлый смех, там нет места ненависти, подозрительности и страху.
— Велите-ка развязать нам руки да дать хур! — засмеялся нойон. — И тогда вы увидите, какие мы разбойники. Споем вам длинную песню о весёлом арате. Небось слышали? Нет?! Ну, там ещё про то, как он ночью, хлебнув для храбрости арьки, пошёл к одной вдовушке, да, перепутав гэры, нарвался на старшую жену хана. Ну? Неужели не слышали?
— Нет, не слыхали!
В толпе явно оживились и повеселели, ну, прямо как в захудалом колхозе при виде рукописной афиши, извещающей о приезде артистов райфилармонии.
— Эй, Эттэнгэ! — послушались крики. — И правда, может, разрешишь им спеть? Посмотрим, какие они музыканты!
— Да ну вас, — десятник отмахнулся, — сначала доложу старейшине и шаману. Как решат — так и будет. Они не вернулись ещё?
— Нет. Вернулись бы — давно б здесь были.
— Жаль… — Десятник обернулся и, подозвав какого-то мальчишку, велел тому мчаться на пастбище.
Паренёк — чумазый босоногий оборвыш — ловко поймал бродившую у гэров лошадь и, вцепившись в гриву, быстро унёсся прочь.
Баурджин посмотрел на десятника:
— Ну а мы пока чего-нибудь вам расскажем, Эттэнгэй-гуай, если ты, правда, не возражаешь?
— Не возражает, не возражает, — закричали собравшиеся. — Эй, дуучи, спой нам, про что обещал. Или — про северных людоедов. Чтоб страшно было до жути!
— Спеть — это к ним, — нойон небрежно кивнул на своих связанных спутников, — а я вам не какой-нибудь там нищий певец, я — артист разговорного жанра, сказитель!
— Так рассказывай же, улигерчи! Надоело ждать!
— Ну, уж это как ваш участковый решит. — Баурджин оглянулся на десятника.
— А, рассказывайте! — почесав голову, махнул рукой тот. — Всё равно ждать. Только учтите — руки мы вам не развяжем.
— А как же играть?
— Не знаю, — усмехнулся воин. — Придумайте что-нибудь, на то вы и улигерчи-дуумчи.
— Что ж, делать нечего, — нойон посмотрел на парней. — Сейчас я начну сказание, а как притопну ногой, повторяйте хором последнее слово. Все поняли?