Орда (Тетралогия)

— покончив с любовной лирикой, Гамильдэ-Ичен перешёл на более героический репертуар. Героический, но в данной ситуации не совсем верный в политическом плане — в песне повествовалось о приключениях Темучина в компании Джамухи — тогда ещё лучших друзей. Впрочем, народец в кочевье собрался насквозь аполитичный, так что и эта сомнительная песнь ничего, прокатывала.

Баурджин пристально поглядывал вокруг, отмечая и надменный взгляд шамана, и вооружённых воинов, маячивших шагах в пяти от «артистов». Вот ухмыльнулся. Вот обернулся. Вот шепнул что-то старейшине. Тот махнул рукой — и несколько воинов побежали к лошадям, а стражи придвинулись вплотную к импровизированной сцене.

Ой, не нравилась нойону вся эта суета! Не решил ли шаман избавиться от всех возможных проблем по старому доброму принципу — нет человека, нет и проблемы? Грубо говоря — расстреляют подозрительных артистов сразу после концерта… вернее, умертвят каким-нибудь дешёвым и быстрым способом типа переломления спинного хребта — как тут было принято. Значит, нужно попытаться бежать. То есть нет, не нужно пытаться. Просто — бежать, а там уж как Бог даст. Предупредить своих…

Передав бубен Сухэ, Баурджин, дождавшись паузы, подошёл к Гамильдэ-Ичену:

— Теперь позволь мне…

— Это — последняя песнь! — взяв нойона под локоть, негромко произнёс один из стражей. — Старейшина сказал — заканчивать, уже поздно.

Баурджин кивнул — уж, конечно, поздно. Вождь — а вернее, шаман — торопится сделать дела до наступления темноты. Что за дела? Если б что хорошее — например, пир горой — так никакая бы темнота не помешала. Значит… Ладно, хорошо…

Нойон посмотрел в небо — золотое солнце клонилось за сопки, до его захода, по всем прикидкам, оставалось часа полтора-два. Много! Слишком много. Столько выступать не дадут.

Ладно…

Пожав плечами, Баурджин выставил ногу вперёд и, важно заложив руки за спину, произнёс с неким даже пафосом, с коим конферансье с летних провинциальных сцен любили объявлять куплетистов или женщин-змей.

— Товарищи! А сейчас — последний номер нашего шефского концерта. Короткая песнь — уртын дуу — о страшных разбойниках.

Услыхав про разбойников, народ оживился.

— Автор музыки, слов и исполнитель — ваш покорный слуга! — Баурджин поклонился все с тем же дешёвым провинциальным шиком. — Аккомпаниаторы — благороднейшие музыканты, — поворачиваясь, нойон обвёл рукою ребят и жестом показал пальцем на своё ухо — мол, слушайте.

— Песня называется просто — «Что было, то и было». Пожалуйста, господа…

Баурджин откашлялся и приступил к… Гм-гм… собственно, пением это вряд ли можно было бы назвать, скорее — просто речитатив под звяканье хура и глухие удары бубна.

Так сказать, вступительную часть предложенного почтеннейшей публике произведения нойон изложил очень кратко — буквально в двух словах, быстро перейдя к развязке:

И вот враги схватили их,
И привели в своё логово.
Табуны лошадей там махали хвостами,
Тысячи женщин стенали,
И много ещё было всякого богатства.
И вождь разбойный решил убить героев!

В этом месте Баурджин повысил голос:

Окружённых воинами, их повели к реке,
К старому кедру,
А солнце ещё не скрылось, светило.
И, не дожидаясь, вдруг рванулись в побег
все разом герои!
В разные стороны, вождь их — к реке,
кто-то — к горам,
А кто-то — и к лесу.
Встретиться же договорились на той горе,
Где когда-то сидели,
И ждать там два дня и две ночи…
Все!

Закончив песнь, Баурджин поклонился.

Сзади подошли воины:

— Идите за нами!

— Да-да…

Их привели на сопку, к старому, росшему над обрывом кедру. Безлюдное оказалось местечко и какое-то на редкость угрюмое. Внизу шумела река, слева и справа высились сопки, покрытые густым смешанным лесом. Впереди, на белом коне, в зубастом шлеме, ехал шаман. За ним двигались пленники со связанными за спиной руками, а уж затем — вооружённые саблями и луками воины.

Баурджин глянул на реку. А ведь, пожалуй, можно было уйти! Нырнуть, выплыть на той стороне. Эх, жаль напарники плавать не умеют. Да и руки связаны — плохо.

— Гырынчак-гуай, — почтительно обратился нойон. — Нельзя ли развязать руки? Хочу вам нарисовать кое-что. Вот здесь, на земле, веткой.

— Нарисовать? — тут же обернулся шаман. — И что же?

— Путь к логову разбойничьей шайки!

Гырынчак презрительно прищурился:

— А, я так и знал! Развяжите ему руки.

— И моим спутникам. Будут помогать, а как же!

Шаман кивнул:

— Развяжите. Раньше не могли признаться? Ну, уж теперь все от вас зависит — что вы там нарисуете-расскажете.

— А то…

Баурджин нагнулся за веткой. Вот сейчас… Выпрямиться, оттолкнув в сторону воина… Побежать, броситься в реку… И-и-и…