Орда (Тетралогия)

— Славно! — восхитился Гамильдэ-Ичен. — Вот ещё бы добыть лошадей!

— Ну уж нет, — подумав, возразил князь. — Ещё не хватало нам славы конокрадов. Уж тогда точно переломают хребты… если, правда, поймают.

— Что ж, видно, придётся и дальше шагать пешком. — Юноша обречённо вздохнул и улыбнулся: — А вообще-то, неплохо придумано. Лишь бы теперь все сладилось.

Как решили, так и сделали. Дождались темноты, осторожно спустились с дерева, пошли… Дело облегчалось тем, что преследователи развели небольшой костерок у корней старого кедра, вот по этому огоньку и ориентировались беглецы, обходя дислокацию каннибалов десятой дорогой.

Ночь, как и почти всегда в это время, выдалась светлой, лунной и довольно холодной — Баурджин чувствовал, как замерзают босые ноги. Старательно прижимаясь к кустам между долиной и лесом, беглецы свернули к сопкам и, пройдя ещё пару сотен шагов, замерли, завидев впереди горящий меж деревьев костёр. Гамильдэ-Ичен послюнявил палец, поднял, определяя направление ветра. Улыбнулся:

— В нашу сторону! Не почуют.

И, словно бы издеваясь, в ответ истошно залаяли псы!

— С чего б это они? — вздрогнул юноша. — Мы вроде не близко ещё.

— Всякое может быть, — напряжённо прислушиваясь, негромко откликнулся князь. — Волк, лиса… Да людоеды, наконец!

— Ага, решили поживиться чужим скотом!

— Не думаю. Зачем охотникам скот? Скорее просто решили проверить, нет ли там нас.

— Так мы-то идём?

— Конечно!

Утвердительно кивнув, Баурджин скрылся в кустах, чувствуя за спиною дыхание Гамильдэ-Ичена. Лай собак становился всё ближе. Было слышно, как пастухи успокаивали их, как кто-то ругательски ругал волков, лис и медведей, вместе взятых, за то, что «не дают поспать честным людям». Речь пастухов оказалась знакомой, правда, с некоторыми особенностями, свойственными более северным кочевым племенам — они несколько глотали гласные, а согласные иногда, наоборот, растягивали, так что некоторые слова напоминали рычание. В общем, выходило довольно смешно. Ну, как некоторые украинские или белорусские фразы для коренного русака откуда-нибудь с Вологодчины.

— Тайджиуты, — с ходу определил Гамильдэ-Ичен. — Род навскидку не скажу. Вероятно — йисуты. Но, может быть, и какой-нибудь другой.

— Тайджиуты… — тихо повторил Баурджин. — Они все поддерживают Джамуху-Гурхана. Не оказаться бы нам меж молотом и наковальней! Тихо!

Он застыл, всматриваясь в пляшущие у костра тени. Снова истошно залаял пёс — где-то совсем рядом. Залаял и захрипел, заскулил, словно получил копьём в брюхо…

И позади послышались чьи-то крадущиеся шаги! Каннибалы! Они шли быстро, почти открыто, переговариваясь приглушённым шёпотом.

— Пересидим? — обернулся Гамильдэ-Ичен.

Нойон решительно мотнул головой:

— Нет! Они — лесные люди, охотники. Лес — их дом. Идём к костру, Гамильдэ, к лошадям, к пастбищам!

А пляски у костра все продолжались, становясь все изощрённее… Да не пляски это были, а самый настоящий бой!

В который, не раздумывая, вступили и беглецы. Уж ясно, не на стороне людоедов. А просто некуда было больше деваться! Ночь слишком светлая — не отсидишься, не спрячешься и даже, если на то пошло, лошадь не украдёшь незаметно — судя по только что убитой собаке, враги уже добрались и туда.

Двое парней-пастухов, прыгая вокруг костра, отбивались от пятерых врагов, мускулистых воинов с обнажённой грудью, чем-то напоминавших индейцев. Воины были вооружены короткими копьями и каменными топорами, что же касается обороняющих, то один из них отбивался здоровущей дубиной, а другой — саблей. Баурджин несколько раз видел, как сверкал оранжевым светом клинок. Сабля — это неплохо. Вот только сладит ли она с каменным топором?

Подойдя ближе, друзья переглянулись.

И с криком: «Хэй-гей, йисуты!!! Мы с вами!» — выхватив ножи, бросились в гущу боя…

Вжик!!!

Каменное лезвие топора со свистом пролетело над головою нойона. Едва успел присесть… Хорошее это оружие, каменный топор, убойное… только вот инерция у него такая, что… Баурджин не стал дожидаться, покуда вражина занесёт топор вновь, просто быстро ударил ножом в печень. Оп! С противным хлюпаньем лезвие впилось в тело охотника. Тот дёрнулся и, выпустив из руки топорище, стал медленно оседать на землю. Баурджин, присев, подхватил топор и, раскручивая его над головой, словно палицу, бросился на других вражин.

Р-раз!!!

С каким грохотом столкнулись в воздухе топоры! Так, что посыпались яркие искры, а в глаза полетела каменная крошка. Ещё замах — и новый удар. И ещё замах… Без размаха действовать каменным топором никак не получалось. Хотя, кроме топора, у нойона имелся ещё и нож… о котором никак не следовало забывать.

Охотник — здоровенный парняга с невозмутимым лицом индейца — с хэканьем взмахнул топором, направляя его прямо в голову Баурджину. Словно дрова рубил. Оп!

Князь отскочил в сторону и, теперь уже без замаха, нанёс короткий удар вражине в живот. Прямо обухом!

Ага! «Индеец» дёрнулся, и в этот момент Баурджин острым клинком ножа достал его печень.