Обойдя убитых, он поднял голову и прислушался: грохот копыт стоял в долине, и громовое «Хур-ра!» разрывало небо — то шли в бой воины Темучина. И по-прежнему мела метель.
Глава 18
Не дело!
Весна 1202 г. Восточная Монголия
Если ханша благоденствовать будет,
Сидя в дверях своей юрты,
То и муж у неё благоденствовать будет.
В голове шумело от выпитой накануне арьки, степь вокруг колыхалось, словно разноцветное травянисто-цветочное море, и одуряющий запах трав, казалось, делал затянувшееся похмелье ещё более жутким. Арька, конечно, была, полные бортохо, побратим-анда Кэзгерул Красный Пояс уж не пожадничал, налил в дорогу. Лучше б кумыса налил, тоже ещё, друг называется!
Повернув голову — показалось, что прямо со скрипом! — Баурджин посмотрел на едущего рядом Гамильдэ-Ичена:
— Э, Гамильдэ… У тебя в бортохо что, арька?
— В одной — арька, — юноша спрятал улыбку, — а в другой ещё не смотрел.
— Так посмотри, не томи душу!
Баурджин скривился и завистливо вздохнул: хорошо Гамильдэ-Ичену, он вчера много арьки не пил, не то что некоторые… А и как же не выпить? Такое дело сладилось, помолвка! Дочку, Жаргал, за младшего сына Кэзгерула — Кичмук-Кару… можно сказать, почти замуж выдал. Жаргал — полтора года, Кичмук-Каре — два. В самый раз! Лет тринадцать пройдёт — можно свадьбу играть. Ух, и славная же будет свадьба!
— Кумыс, князь! — подъехав ближе, обрадовал Гамильдэ, протянул флягу.
Баурджин жадно припал губами и долго пил, так что кислый напиток стекал по подбородку на парадный белый дээл с вышитыми голубым шёлком узорами.
Ах, хорошо! Полегчало! Хоть и говорят, что пивом — в смысле кумысом — голову не обманешь, а на арьку чего-то не тянуло больше. Перепили вчера…
Отпившись кумысом, Баурджин повеселел и даже затянул песню — протяжную уртын дуу:
— Еду, еду, еду я-а-а-а!!!
Ехавшие позади воины переглянулись и тут же принялись подпевать, довольно так, громко. А как же — доволен князь, довольны и воины!
— Еду, еду, еду, я-а-а-а…
Степь, разноцветная весенняя степь расстилалась кругом, радостными осколками солнца желтели одуванчики, пастушьи сумки щекотали подбрюшья коней, а на склонах сопок безудержно цвели ирисы. Слева заблестела река, и нойон бросил петь, улыбнулся — скоро. Скоро и дом — богатое кочевье, уютные белые гэры, любимая жена — красавица Джэгэль-Эхэ, сынишка Алтан Болд и дочка Жаргал — «Счастье». Вчера помолвленная.
— Как думаешь, Гамильдэ, примет Темучин под свою руку Игдоржа?
— Думаю, примет. — Юноша почесал голову. — Джиргоадая ведь принял? Хоть тот и подстрелил под ним коня.
Баурджин хмыкнул:
— Джиргоадай — другое дело. Храбрец и сорви-голова, хан таких любит. Знаешь, как его прозвали?
— Знаю — Джэбэ, стрела, значит. Да уж, что ни говори — лихой парень. Иное дело Игдорж…
— Вот и я о том же.
— Игдорж умён и умеет хорошо делать своё дело. Об это все знают.
— Ну, положим не все, — усмехнулся нойон. — Пока только мы с тобой. А ты его так ценишь, верно, за то, что он помог тебе разыскать Боргэ?
Гамильдэ-Ичен сжал губы:
— Помог, скрывать не стану. Признаться, без его помощи я бы долго искал Боргэ у тайджиутов. До сих пор бы, наверное, искал.
— Э, юноша! — Князь шутливо погрозил пальцем. — Когда ж погулеваним на твоей свадьбе?
— Так осенью!
— Осенью! А не долго ли ждать? Давай завтра!
Гамильдэ чуть с коня не упал:
— Как — завтра? А все приготовить, а позвать гостей, а…
Баурджин расхохотался, запрокинув голову:
— Шучу, шучу, парень! Не завтра… Так через месяц! Как раз когда перегоним весь скот на летние пастбища.
— Хорошо бы… — задумался юноша. — Вот только… не знаю, согласится ли Боргэ… так рано…
— Согласится! — весело уверил князь. — Я сам с ней поговорю, завтра же. В конце концов, сват я или не сват? Жаль, что Чэрэна Синие Усы теперь не спросишь…
— Да уж…
Помолчали, мысленно поминая погибших…
Баурджин вдруг снова расхохотался:
— Знаешь, Гамильдэ, кого я недавно встретил у Боорчу?
— Кого же?
— Одну семейную пару — рыжую разбойницу Оэлун и воина Темучина, Жоржа… Ну, длинное у него ещё имя такое… Сейчас вспомню… Ага — Жарлдыргвырлынгийн Дормврмлдорж! А ну-ка, выговорите это хоть кто-нибудь? Что, слабо? Тогда не говорите, что ваш князь — пьяный!
— Одна девушка, — негромко произнёс вдруг Гамильдэ-Ичен, — просила передать, что очень любит тебя.
— Что ж ты не передал?
— Так когда мы с тобой увиделись, князь? И трёх дней не прошло. Вот, передаю — вспомнил.
— Что за девушка?
— Гуайчиль…
— Гуайчиль? — Баурджин вздохнул и с грустью покачал головой. — Гуайчиль… Славная, очень славная девушка… Где ты её видел?
— У тайджиутов. Позвал с нами, да она отказалась.
— Отказалась…
Вспомнив Гуайчиль, Баурджин вдруг почувствовал, как неожиданно защемило сердце. Вспомнил смуглое смеющееся личико, глаза изумрудного цвета, иссиня-темные волосы, длинные пушистые ресницы… Да не в ресницах дело, уж больно человеком Гуайчиль оказалась хорошим. Надёжным таким… родным…
Жаль, что так все… Жаль…