Орда (Тетралогия)

— Монголы? — удивлённо переспросил Баурджин. — Но ведь они вроде бы откочевали в Гоби?

— Значит, вернулись. Кэзгерул велел передать, чтобы вы уходили как можно быстрей.

— Ну, Кэзгерул — это одно, а вот что скажет старый Олонг или Жорпыгыл Крыса?

— Жорпыгыл как раз у нас. Велел всем убираться, а меня послал к вам.

— Ну, так бы сразу и говорил, — свистом подозвав лошадь, Баурджин проворно вскочил в седло. — По коням, парни! Собирайте табун!

По пути в кочевье к парням Баурджина присоединялись и другие — Кэзгерул со своими людьми, Оглан-Кучук и прочие. Все тревожно переговаривались, то и дело подъезжая друг к другу. Так, по пути выяснилось, что вовсе не тумен видели пастухи, а довольно небольшой отрядец, и не за сопками, а в степи, и не монголы то были, а чёрт знает кто.

— В общем, конокрады! — злобно сплюнул под копыта коня Оглан-Кучук. — Я бы на месте хана выслал к ним воинов — напал бы! Разгромил бы… ну, или прогнал.

Старый Олонг с Жорпыгылом Крысой так и поступили — целых три дня лучшие воины рода (среди них и Баурджин со своим андой Кэзгерулом) рыскали вокруг кочевья, обследовали все пастбища, степь, сопки, маковые луга. Так никого и не отыскали. Следы копыт всё-таки были — чужаки явно присматривались к кочевью и, похоже, неожиданно ушли в степи. Наверное, устрашились вдруг появившихся воинов.

— Да, — слезая с лошади, Жорпыгыл довольно погладил себя по животу. — Эти собаки, видать, нас испугались. Сообразили, что ничего у них тут не выгорит! Ну и слава Богу.

Жорпыгыл Крыса тоже самолично ездил по сопкам и в степь — только не вместе со всеми, а с наиболее доверенными людьми, в числе которых были Оглан-Кучук и похожий на шакала Аракча, совсем пустой человечишко, маленький, мелочный и злобный, так бездарно провалившийся в должности десятника и не оправдавший надежды Жорпыгыла. Ну, не умел Аракча командовать людьми, да что там командовать — даже просто уживаться с ними. Полагал, что если он подчинённый — он всем пятки лижет, а уж если он главный, то все обязаны лизать ему. И середины — не было. Никого не уважал Аракча, потому и его самого тоже не уважал никто. А за что уважать такого шакала?

Пользуясь удобным моментом — Жорпыгыл разрешил всем отдыхать ещё сутки, а уж затем разъезжаться по пастбищам, — Баурджин решил всё-таки прояснить для себя вопрос с поясом Кэзгерула. Ведь кто-то же его выкрал и потом передал посланцу Инанч-Бильгэ. Не сам же посланец украл пояс: в чужом роде, где ты никого не знаешь, украсть что-либо весьма затруднительно. Значит, ему кто-то помог? Кто? Наверняка что-то может знать Хульдэ, она вообще в кочевье все про всех знает, такой уж характер. Вот её и навестить… нет, не в ханской юрте, лучше так, на нейтральной почве.

Устроившись неподалёку от белой юрты Олонга, юноша примерно с полчаса старательно начищал сбрую — в конце концов она так заблестела, что глазам стало больно. И не зря старался — углядел, как выскользнула из юрты худенькая востроглазая девушка. Позвал:

— Эй, Хульдэ!

— Ой! — обернулась девушка. — Это ты, Баурджин. Рада тебя видеть.

— Я тоже. — Юноша подошёл ближе. — Куда направляешься?

— Олонг велел съездить в степь, нарвать маков — что-то ему плохо спится.

— Поехать, что ли, с тобой, прокатиться?

— А и правда. — Хульдэ явно обрадовалась. — Поехали! Вдвоём-то куда веселее.

— Подожди, я возьму лошадь.

Вдвоём, уж конечно, оказалось весело. Едва выехав за кочевье, оба всадника — Баурджин и Хульдэ — не сговариваясь, принялись громко орать песни, в основном короткие — «богино дуу». Начинал — так уж вышло — Баурджин, а Хульдэ, смеясь, подхватывала, отвечала.

— А дорога серою лентою вьётся, — пряча улыбку, старательно выводил юноша.

— А по дороге два всадника скачу-у-ут, — подвывала Хульдэ.

— И не по дороге, а по степи-и-и, — отзывался Баурджин.

— А степь широкая-а-а-а!

— Хоть год скачи — не объеде-э-э-шь!

— И год, и два, и три-и-и… Хоть девять ле-э-эт!

— Ах, хорош мой тэрлэк!

— Да и мой ничего-о-о!

— Ах, ещё б и пояс… Такой, как у анды моего-о-о… Красный!

— Красный… Постой. — Хульдэ сбилась. — Так ведь пояс-то у побратима твоего украли!

— Кто сказал?

— Да все кочевье говорило!

Баурджин ухмыльнулся:

— Да врали! Пояс-то до сих пор у Кэзгерула, вот посмотри, как приедем!

— И посмотрю! — Девчонка бросила на своего спутника быстрый взгляд. — Нет, правда?

— Да правда…

— Что ж тогда… — Хульдэ вдруг резко перевела разговор на другую тему. — Ой, смотри, какая трава густая! Вот бы пригнать сюда наших коров.

Ага! Эка невидаль — трава густая! Хитра девица, но и Баурджин не лыком шит. Придержал коня:

— Давай-ка, передохнем малость.

— Давай, — сверкнув глазами, охотно согласилась девушка.

Передохнуть решили основательно: расседлав коней, постелили на траву попоны, улеглись. Над головами в сверкающем синевой небе ярко светило майское солнце, пекло, жарило, и только лишь лёгонький, пахнущий горькой полынью ветерок иногда приносил прохладу.

— Жарко как. — Хульдэ подула себе на лоб.