Они шли два дня, никого по пути не встретив, ни монгольских туменов, ни одиноких всадников. Лишь одна покрытая высокой травою степь тянулась под ногами путников, питавшихся лишь птичьими яйцами и съедобными корешками. Один раз, правда, удалось убить камнями змею, которую, разделив поровну, так и сжевали на ходу, сырою — змеиное мясо неожиданно оказалось нежными и вкусным, чем-то напоминая цыплёнка.
— Скоро! — на следующее утро Джэгэль-Эхэ с улыбкой показала рукою вперёд, где синели сопки. — Уже скоро. Видишь, там начинается плоскогорье?
— Вижу…
И к вечеру путники уже были у цели, исхудавшие, грязные, но счастливые. Счастливые от того, что увидели пасущую около большого блестящего камня овечью отару…
— Пригнись!
Натренированное ухо фронтового разведчика услышало какой-то подозрительный шум в кустарнике справа. Увлекая за собой девушку, Баурджин тут же нырнул в траву, за камень. И вовремя — над головой зло просвистела стрела!
— Эй, там! — осторожно высовываясь из-за камня, громко закричал Баурджин. — Кончай стрелять — свои! — Он обернулся к Джэгэль-Эхэ. — Быстро вспоминай, как зовут здешних подпасков?
— Ммм, — та нахмурилась, — чёрт их знает, как их зовут, не помню точно… Кажется, Батмунх и Чойдаши… Нет, не Чойдаши, Цэрэн. Или, всё-таки, Чойдаши?
— Эй, парни! — снова высунулся из-за камня молодой человек. — Батмунх, Цэрэн, Чойдаши! Не стреляйте, мы свои, клянусь Христородицей и Иисусом Христом, Сыном Божьим!
— Говорите-то вы вроде правильно, — крикнули из кустов ломким мальчишеским голосом. — Но почём мы знаем, что вы не монголы? Может, выпытали про нас у пленных?
— Резонно, — Баурджин ухмыльнулся. — Из этого парня, думаю, выйдет толк. Однако ж что делать? Что-то они не очень поддаются на уговоры. Вот что, — он повернулся к Джэгэль-Эхэ, — ты их сейчас отвлеки, а я…
— Эй! — на этот раз первыми крикнули из кустов. — Если вы — свои, то скажите, как в детстве дразнили девицу по имени Курукче?
— Эту дуру-то? — встав во весь рост, Джэгэль-Эхэ презрительно сплюнула. — Рваное Ухо её дразнили, вот как! За то, что она, дурища, старшей сестры серьгу как-то в ухо повесила и…
— Джэгэль-Эхэ! Джэгэль, тебя ли вижу?! — громко закричав, из кустов выскочила девчонка в синем дэли, с расцарапанным лицом, и, широко расставив руки, побежала к камню. — Джэгэль! Подруженька!
— Курукче?!
— Джэгэль! — Девчонка с разбега бросилась Джэгэль-Эхэ на шею. — Джэгэль, Джэгэль! — со слезами причитала она. — А я-то уж думала — никого не осталось из наших.
Глава 13
Убить Темучина!
Лето 1196 г. Восточная Монголия
Кого можно победить,
Того и победили;
Кого можно оскорбить,
Того и оскорбили…
Гнев и жажда мести гнали по степи двух всадников — Баурджина и Джэгэль-Эхэ. В изодранных, не по размеру лохмотьях — уж какие нашлись у юных пастушков — они летели, словно две стрелы, пущенные из тугого лука, почти не задумываясь над тем, как встретят следующий день. На север! На север! — в унисон стучали сердца. Немытые язычники монголы хотят войны? Они получат войну, такую, что мало не покажется!
Баурджин на скаку усмехнулся — слишком уж самонадеянными были мысли. Освободить друзей — вот что сейчас главное, а вовсе не месть. Освободить… Если они ещё живы. Интересную и в чём-то даже обидную для воинов-найманов историю поведала Курукче Рваное Ухо. Оказывается, напавших на кочевье монголов многие — да всё, что уж там говорить! — приняли за женихов, обрадовались — и были взяты в плен. Все кочевье сгорело, и оставшийся прах разогнал горячий степной ветер. Плен… Впрочем, для многих девушек Серых Спин это был не самый плохой вариант — какая, по большому счету, разница, чьей женой быть, наймана или монгола? Монгола даже предпочтительнее — их племя сейчас сильно, а вождя Темучина многие уже называют ханом. Чингис-Ханом, если точнее — «Силой Вселенной». Так рассуждали многие, но не все, ведь кое-кто из девушек тайком сговаривался с парнями из других родов, а кто-то уже давно был помолвлен и не хотел ничего менять в своей размеренной жизни. Ну, и любовь, конечно… Многие женщины ведь искренне любили своих мужей. И променять их на никогда не моющихся язычников? Да сохрани Христородица!