Орда (Тетралогия)

Джэгэль-Эхэ улыбнулась, с удовольствием подставляя под ласки любимого своё бронзовое упругое тело. Осторожно положив девушку на брошенный на траву дээли, Баурджин ласкал губами её шелковистую кожу, чувствуя, как тонкие девичьи руки нежно оплетают шею, а губы шепчут томные слова любви… Вот тела сплелись… Вздрогнули… Девушка застонала…

— Громче, Джэгэль… Громче…

— И ты…

Посланные Боорчу слуги, сидя неподалёку, завистливо истекали слюной. Ну, ещё бы… Вот снова послышался женский стон — громкий, на выдохе… казалось, даже дыханье любовников — и то было слышно.

— Везёт же людям! — негромко сказал один другому. — Интересно, долго ещё нам придётся это слушать?

— А мне нравится, — ухмыльнувшись, отозвался второй. — По крайней мере — уж ясно, что любовники никуда не ушли — ни к яме с пленниками, ни куда-нибудь ещё. Слава Тэнгри, очень хорошо слышно — чем они там занимаются.

Оба цинично расхохотались и принялись шёпотом комментировать каждый более-менее значительный стон или крик.

Тем временем Баурджин уже подползал к земляной яме, обдирая руки о пересохшую, твёрдую, как камень, землю. И как они умудрились выкопать здесь яму, позвольте спросить? Наверное, весной копали и, может быть, даже не в этот год. Странно, что пленников никто не охраняет. Боорчу сказал — яма глубока, а крыльев у них нет. К тому же в кочевье полно воинов, просто так не выберешься, заметят. А ночью, по словам того же Боорчу, часовых всё же выставляют.

Оп! Впереди, у самой ямы, шевельнулось что-то серое. Крыса? Нет, для крысы, пожалуй, слишком большое… Человек! Точно — человек. Осторожно пробирается туда же, куда и Баурджин — к яме. Позади, за кустами, громко и сладострастно возопила Джэгэль-Эхэ. Молодец, девочка, старается, ничего не скажешь! Только вот не перестаралась бы — не слишком ли громкий крик? Вот и тот, что полз впереди, услыхал, дёрнулся, застыл, обернулся… Женщина! Ну, точно — женщина. Молодая темноглазая девчонка… или смазливый мальчишка, подробно было пока не разобрать — серое все, да и лицо показалось лишь на короткий миг. Приятное такое лицо, довольно милое для монголки, а глаза тёмные, и не сказать чтоб слишком уж узкие, только уголки сильно подняты к вискам. Может, ещё раз обернётся? Нет, ползёт целеустремлённо, быстро. И ловко как, сноровисто! Будто все лето тридцать девятого проползал на брюхе под японскими пулями по всему Баин-Цаганскому плоскогорью. Ах, как кричит Джэгэль! Кричи, девочка, кричи. Кричи громче!

Баурджин вовсе не опасался того, что ползущий — или ползущая — впереди вдруг его заметит: уже смеркалось, и садящееся солнце, оставляя на реке дрожащую золотую дорожку, светило юноше в спину. Да не просто светило — припекало, Баурджин даже вспотел.

А тот, впереди, уже замер у самого края ямы и этак негромко свистнул. Оглянулся… Юноша вжался в землю. Завозился, перебирая руками… Ага! Наверняка, опускает в яму верёвку или пояс — тоже замыслил помочь пленным бежать? Интересно, кто этот нежданный союзник? Может, стоит открыться ему — или ей — и дальше действовать вместе? Если бы Баурджин был обычным кочевым пареньком, он так бы и поступил, но разведывательный опыт Дубова холодно советовал подождать. Вот полезут из ямы люди, вот побегут или, там, поползут, вот тогда и можно будет показаться, вовсе не поздно будет, а пока… Кто знает, что у этого серого на уме?

А похоже, неизвестный и не собирался никого освобождать! Вон как ходко рванул от ямы. Да не к реке — к кочевью. Зачем же было сюда приползать? Баурджин переместился вперёд, за небольшие кусточки, пристально, до боли в глазах, всматриваясь в жёлто-серую, поросшую невысокой выгоревшей на солнце травою, землю. Мешок! Ну да, ползущий тащил за собою мешок. Не большой такой, но и не маленький… Что за чёрт? Кажется, мешок шевелился! Именно, что кажется… это просто воздух над землёю дрожит — нагрелся. Ох, как шустро ползёт — эвон, уже и не видно! И направляется явно к юртам… Вот вскочил на ноги, метнулся за коновязь… Ладно, пора и нам!

Солнце уже почти село, лишь самый краешек его светился над сопками, озаряя быстро синевшее небо. Ещё немного, и на берег опустятся сумерки и — очень быстро — упадёт темнота. А тогда появятся и часовые, если Боорчу не соврал, хотя, спрашивается, а чего ему врать-то? Как говорится, что у пьяного на языке…

Ага! Протянутая рука Баурджина нащупала что-то железное. Юноша осторожно поднял голову… Решётка! Вот так сюрприз, ничего не скажешь! Явно из категории неприятных… Интересно, как она открывается? Какой-нибудь хитрый замок?

Юноша ополз решётку кругом — вот он… Всего лишь щеколда! Однако как теперь откинуть саму решётку — ведь это будет хорошо заметно издалека. Вдруг да кто невзначай взглянет? Что тогда? А тогда бежать со всех ног к реке — иного пути нет. Прыгать с разбега в воду, плыть на тот берег или вниз по течению, насколько хватит сил. Главное, чтоб успели выбраться. Да, для начала хорошо бы всех предупредить…

Баурджин посмотрел в яму. Пахнуло смрадом.

— Эй, парни… — тихонько позвал юноша. — Кэзгерул, Гамильдэ, Юмал…