Ордин-Нащокин. Опередивший время

Провести кандидатуру Никона на патриарший престол царю удалось не без тревог и душевных волнений. Приемлемых фигур в высшем епархиальном эшелоне было не так много. Упоминалось имя духовника царя Стефана Во-нифатьева, но тот решительно перевел стрелки на Никона. Не желая искушать судьбу, Алексей не решился пойти по пути отца, когда после смерти Филарета вопрос о выборе патриарха из шести кандидатов решил жребий. Полагаться на случай даже при вполне определенном раскладе было недопустимо. Желая придать церемонии видимость коллегиальности, из двенадцати «духовных мужей», претендентов, выставленных церковным собором на конкурс, царю было предоставлено право назвать единственного — конечно же, им оказался митрополит Никон. В тот момент, когда вопрос, казалось, был решен, Алексея ожидало другое, еще более серьезное испытание. Неожиданно для всех, для самодержца в первую очередь, Никон стал решительно отказываться. Им на этот счет был заготовлен свой сценарий. На протяжении нескольких дней он продолжал «мрачить и царя и людей», категорически не желая принять верховный сан. Унижения, каким подвергли себя государь и вторившие ему иерархи, носили беспрецедентный характер. Согласие, после неоднократных попыток уговорить Никона, удалось получить лишь в Успенском соборе Кремля, куда претендента привели буквально «под белые рученьки», причем «все присутствующие, включая государя, пали на землю».

То, что происходившее было с его стороны инсценировкой, Никон подтвердил своей заключительной речью. Его целью было заведомо выговорить для себя особый статус, неограниченные полномочия. До того убеждавший всех в том, что он «неразумный и не могущий пасти словесных овец Христова», уверенно заявил: «Если обещаете слушаться и меня, как главного архипастыря и отца во всем, что буду возвещать Вам о догматах Божьих и о правилах, в таком случае я по вашему желанию и прошению не стану более отрекаться от великого архиерейства». Таким образом, состоялся еще один акт «торжества православия» — на сей раз оно воплотилось в неограниченных властных полномочиях патриарха всея Руси.

Никон немедля приступил к делу. Новации, которые он решил провести в жизнь, затрагивали как мирские дела, так и религиозные. Не прошло и трех недель, как патриарх объявил кабацкую реформу. Кампания стала продолжением непримиримой борьбы с пьянством, ранее объявленной им в Новгороде и окрестностях. Теперь драконовские меры, «борьба с пьянством и алкоголизмом», распространились на все государство. К сожалению, эта поучительная страница русской истории долгое время оставалась в тени общественного внимания. Должного значения ей не придавалось, как показывает опыт антиалкогольной реформы, провозглашенной в СССР в конце XX века М. Горбачевым и Е. Лигачевым. Характерно, что тогдашние действия власти фактически повторили меры, заложенные Никоном в кабацкую реформу 1652 года. Схожими оказались и последствия этих мер — спад во внутреннем потреблении, сокращение налоговых поступлений от питейных заведений и от продажи спиртного, сказавшийся на пополнении госказны, как, впрочем, и на социально-психологической атмосфере. После денежной реформы, предпринятой для покрытия дефицита бюджета, и вызванного ею Медного бунта ограничения в деле производства и торговли спиртным были отменены…

Этим вмешательство Никона в светскую жизнь не ограничилось. Ополчаясь на все иноверческое, иностранное, он настоял на том, чтобы все проживавшие в Москве иноверцы, «немцы», как их называли всех без разбора, были выселены за черту города, в отдельную Немецкую слободу. Распорядился изымать из домов и уничтожать музыкальные инструменты иностранного происхождения. Публичному сожжению подверглись привезенные из-за границы полотна европейской школы живописи.