Ордин-Нащокин. Опередивший время

Поход на Соловки и обратно, время, разделившее Никона и Алексея Михайловича, для самодержца оказалось особенно томительным. Он настолько прикипел к своему «любимцу и содружебнику», что с трудом переносил длительную разлуку с ним. Состояние духа царя открывается в его письмах. Испытывая тягу к общению, он стремится написать обо всем во всех подробностях, едва ли не исповедуется перед «собиным другом». Особое место отведено «лирической» части, где изъяснения Алексея переходят все мыслимые границы. В них присутствуют благочестивое и мирское, религиозное и житейское — вольный поток сознания. Это откровения отрока неискушенного, едва только осваивающего реальности жизни. Он доверчив, наивен, простодушен. Всякий раз, когда Алексей берется за перо, его переполняют эмоции. Все его мысли перемежаются церковными «всехвальными» словами «великому святителю, пастырю, богомольцу».

В его письмах Никону — не только поклонение, но и признание за ним превосходства и в религиозных, и в мирских делах. «О крепкий воин и страдалец царя небесного и возлюбленный мой любимец и содружебник, святый владыко! Молись за меня грешного, да не покроет меня глубина грехов моих, твоих ради молитв молитв святых; надеясь на твое пренепорочное и беззлобливое и святое житие, пишу как светлосияющему в архиереях, как солнцу светящему по всей вселенной, так и тебе сияющему по всему нашему государству благими нравами и делами добрыми, великому господину и богомольцу нашему, преосвященному и пресветлому митрополиту Никону новгородскому и великолуцкому, особенному нашему другу душевному и телесному. Спрашиваем о твоем святительском спасении, как тебя, света душевного нашего, бог сохраняет; а про нас изволишь ведать, и мы, по милости божией и по вашему святительскому благословению, как есть истинный царь христианский нарицаюсь, а по своим злым мерзким делам недостоин и во псы, не только в цари, да еще и грешен, а называюсь его же Светов раб, от кого создан»[11].

Митрополит занимает важное место и в семейном кругу царя. С особой доверительностью тот сообщает «великому солнцу сияющему» о домашних заботах, о тревожном ожидании рождения очередного младенца, о том, насколько привязана к Никону одна из его дочерей: «Да пожаловать бы тебе, великому святителю, помолиться, чтоб умножил лет живота дочери моей, а к тебе она святителю крепко ласкова; да за жену мою помолиться, чтобы ради твоих молитв, разнес бог с ребеночком; уже время спеет, а какой грех станется, и мне, ей, пропасть с кручины; бога ради, молись за нее». В некоторых местах извинительный тон писем в чем-то напоминает отчет младшего начальствующего лица перед старшим: «А я, грешный, твоими молитвами, дал бог, здоров. Не покручинься, господа ради, что про савинское дело не писал тебе, а писал и сыск послал к келарю; ей, позабыл, а тут в один день прилунились все отпуски, а я устал, и ты меня, владыка святой, прости в том; ей без хитрости не писал к тебе»[12].