Ордынский волк. Самаркандский лев

Понимая эту решимость, Тохтамыш прошел стороной от великого города, столько раз принимавшего его как родного сына, но разорил всю округу и перебил много народу. Потом стремительным маршем двинулся на Бухару, второй по величине и красоте город Мавераннахра. Бухара, как и Самарканд, тоже оказалась неприступна. И Тохтамыш бросился разорять и ее окрестности. Все тайные дороги к небольшим богатым городкам показывал ордынцу не кто-нибудь, а Султан Махмуд, сын Кайхусрава Хутталани, которого за предательство и заговоры когда-то казнил Тимур. Султан Махмуд с особой страстью желал отомстить за отца, и у него это получалось! Он с радостью наблюдал, как вырезают подданных ненавистного ему врага! Разрушительным смерчем пронесся по огромным территориям Мавераннахра хан Тохтамыш, ничего не оставляя после себя, кроме трупов и пепелища.

Когда распространилась весть о возвращении Тимура в родные края, Тохтамыш тотчас ушел к себе в Дешт-и-Кипчак, в родную Половецкую степь. Но часть его воинов укрылась в городах Хорезма, который уже в пятый раз взбунтовался против Тимура. Успехи Тохтамыша так увлекли хорезмийского шаха Сулеймана Суфи, ненавидевшего Тимура, что он вновь нарушил мирный договор с Мавераннахром. Всякий раз враги Тимура надеялись на чудо, что вот теперь найдется кто-то, кто поразит льва, и они станут свободны!

Но никто не мог это сделать. Такова была судьба! И расплачиваться бунтарям приходилось новыми жертвами, разрушенными городами, часто своей жизнью и жизнью близких.

Вести в Хорезм вскоре пришли страшные – Тимур направляется в их сторону. Уже в пятый раз! Сулейман Суфи проснулся в то памятное для него утро в Ургенче, столице Хорезма, сам не свой. Что он чувствовал? Зудела кожа, которую могли содрать с него живого, если что пойдет не так, ныла шея, предощущая веревку или меч палача, ломило руки и ноги, которые также могли отрубить, ныла спина, которую могли рассечь пополам по древнему тюркскому обычаю. Что-то подсказало шаху, что сейчас решается его будущее. Даже не в эти дни – часы! Что промедление смерти подобно. Он быстро собрал всех своих людей, казну и спешно покинул и родной город и родину – навсегда. С ним ушли и остатки войск Тохтамыша. Когда Тимур узнал об этом бегстве, то послал в погоню за Сулейманом Суфи лучших из полководцев – царевича Мираншаха, Мухаммада Султан-шаха, Шамса ад-Дина Аббаса, Учкару Бахадура, Ийгу Темура и Севинчака Бахадура.

Как написал хронист: «Эти пошли быстрее ветра и молнии, настигли врага и, поймав, многих из них убили, взяли бесчисленное множество добра, возвратились с победой и присоединились к победоносному войску».

Но Сулейман Суфи улизнул. Он и сам «быстрее ветра и молнии» летел вперед, в сторону спасительного Сарая, где его, несомненно, принял бы, как дорого гостя, хан Тохтамыш.

Мрачнее черной тучи Тимур въехал в древний город. Он вспоминал, что говорил его отец Тарагай о том, когда сюда, в Ургенч, полтора века назад ворвался Чингисхан со своей смертоносной ордой. Семь месяцев великий и беспощадный вождь осаждал столицу Хорезма! Потерял тут своих бахадуров без числа. Один из предков Тимура участвовал в этой осаде. Но потом хорезмийцы сдались. Чингисхан не простил Ургенч. Всех жителей вывели из города. Ремесленников-умельцев отделили для вечного рабства в Монголии. Это была добыча хана. Молодых женщин, а также юношей и детей хан отдал в рабство своим бахадурам. А мужчин и стариков монголы поставили к стене города и расстреливали из луков, как простые мишени, а потом рубили на куски саблями. Это была кровавая монгольская забава! Это была месть за непослушание. Досталось и городу. Монголы разрушили плотину на Амударье, и вода затопила разрушенный и сгоревший Ургенч.

Тимур тоже не простил великий Хорезм и его столицу. Несколько дней пробыв в Ургенче, наглядевшись на покои бежавшего шаха, ушедшего буквально из-под носа, подобно хитрой и скользкой рыбе, что в последний момент ловко уходит из сетей, он наконец приказал:

– Повелеваю: переселить все население Ургенча и его округи в Самарканд! Не хотели жить у себя дома – пусть поживут пред моим оком. Сам Ургенч разрушить до основания, а на его месте посеять ячмень!