Орел-Девка

 Позади церкви стоялъ домикъ священника, а у домика, около дверей, помѣщалась деревянная скамейка. Надъ окошечками жилища патера висѣлъ коробокъ уже съ отцвѣтшей горной гвоздикой. Валли рѣшилась дождаться здѣсь утра. Что-жъ, священникъ по крайней мѣрѣ защитить ее отъ непріятностей, грубаго обращенія съ нею со стороны обывателей... Она прилегла на скамейку, посадивъ Ганзля тутъ-же, въ головахъ у себя, и почти сейчасъ-же крѣпко уснула. Природа взяла свое.

 -- О! Господи! Какого это подкидыша даровалъ Ты мнѣ?

 Слова эти прозвучали надъ головой Валли. Она открыла глаза... Было уже совсѣмъ свѣтло, насталъ день. Передъ нею стоялъ самъ хозяинъ домика.

 -- Слава Тебѣ, Господи! произнесла дѣвушка, смутившись, и поспѣшно встала.

 -- И нынѣ, и присно, и во-вѣки вѣковъ! Аминь. Но какъ попала ты сюда, чадо мое? Кто ты? Ну, и странный же у тебя товарищъ, однако! прибавилъ патеръ съ ласковою улыбкой:-- я чуть не испугался, право!...

 -- Ахъ, ваше преподобіе, заговорила Валли откровенно:-- очень уже тяжело у меня на совѣсти и хотѣлабы я исповѣдаться! Я -- Вальбурга Штроммингеръ, съ Солнечной площадки. Бѣглая я... А убѣжала потому, что ссора у меня выпіла съ Гельнеровымъ Викентіемъ, и я голову ему проломила, да еще подожгла сѣновалъ отцовскій...

 Патеръ даже руками всплеснулъ.

 -- Ахъ, Создатель! Что это за исторіи ты разсказываешь!.. Этакая молодая и... столько въ тебѣ злобы!...

 -- Да нѣтъ-же, отецъ мой, совсѣмъ не злая я! Мнѣ вонъ и муху жалко убить... А ужъ очень разозлили они меня, отвѣтила Валли, прямо взглянувъ на священника своими большими, дѣтскими, чистыми, свѣтлыми глазами.

 Этотъ взглядъ заставилъ патера повѣрить ей.

 -- Ну, иди за мной, произнесъ онъ,-- и повѣдай мнѣ все, какъ это случилось; только пугало-то ужъ оставь здѣсь...

 Пугаломъ онъ обозвалъ орла. Валли сейчасъ-же подбросила Ганзля, который, взмахнувъ крыльями, усѣлся на крышѣ. Она послѣдовала за священникомъ въ его жилище.

 Миръ и тишина царствовала въ этомъ домикѣ. Въ углубленіи комнатной стѣны помѣщалась простая деревянная кровать; надъ нею были изображены два горящія сердца: одно представлялось патеру сердцемъ Спасителя, другое -- сердцемъ Дѣвы Маріи. Надъ этимъ изображеніемъ, рядомъ съ книжками духовнаго содержанія, стояла на полочкѣ фарфоровая кропильница. Въ комнатѣ было еще нѣсколько полочекъ съ книгами, была и старенькая конторка; передъ большимъ неуклюжимъ столомъ стояла скамья, выкрашенная темной краской; пять-шесть деревянныхъ стульевъ, налой съ довольно большимъ распятіемъ, съ вѣнчикомъ изъ бѣлыхъ алпійскихъ цвѣтовъ, двѣ цвѣтныя литографіи, изображающія папу и святыхъ, клѣтка съ птичкой подъ потолкомъ, да старинный коммодъ -- вотъ и все убранство комнаты. Что касается коммода, то онъ былъ тутъ первымъ украшеніемъ; вмѣсто ручекъ, въ тяжелые ящики его были вдѣланы львиныя головы изъ мѣди, державшія въ зубахъ кольца. На коммодѣ этомъ находилось много хорошенькихъ вещицъ: поставецъ съ фигуркой святаго, тонко вырѣзанной изъ дерева, стеклянная коробочка съ младенцемъ Іисусомъ, сдѣланнымъ изъ воска и положеннымъ въ розовую люльку, прялочки изъ стекла, побурѣвшій отъ времени букетъ изъ искуственныхъ цвѣтовъ (плодъ монастырскаго досуга) въ желтой урнѣ подъ стекляннымъ футляромъ, небольшая шкатулка, облѣпленная раковинками, рудничокъ въ банкѣ, а по самой серединѣ -- маленькія ясли, обложенныя мохомъ и блестящими слюдистыми камешками, обставленныя изящными фигурками людей и животныхъ; но обѣимъ сторонамъ яслей стояло по одной хрустальной солонкѣ; тутъ-же, рядомъ съ этими священными предметами, помѣщались хорошенькія чашечки и кружечки. Чистота вездѣ была поразительная, какъ будто на свѣтѣ совсѣмъ и не существовало пыли. Коммодъ, разукрашенный такимъ образомъ, былъ такъ сказать дѣтскимъ алтаремъ одинокаго священника, заброшеннаго на высоту шести тысячъ футовъ надъ уровнемъ моря и надъ всѣмъ тѣмъ, что мы называемъ современной культурой. И онъ самъ воздвигъ этотъ алтарь Господу Богу -- Творцу всего прекраснаго на землѣ. Когда, бывало, кругомъ гудѣла мятель, ревѣла буря, потрясая домишко его,-- патеръ похаживалъ по комнаткѣ своей, часто останавливался передъ коммодомъ и, задумчиво глядя на свое маленькое хорошенькое царство, улыбался, покачивалъ головой и произносилъ: "Чего-чего только не сдѣлаютъ человѣческія руки!"...