-- Ужъ больно много, отецъ мой, обидъ-то накопилось, право! Не уходилось еще мое сердце за бѣдненькую Люккардъ, а тутъ онъ Клеттенмайера сталъ колотить! Никогда я не могла стерпѣть, допустить, чтобы старыхъ людей колотили... Никогда!... Доведись еще разъ увидѣть мнѣ это -- ну и опять не спущу, точно такъ же поступлю!.. Только я -- не поджигательница, хоть они меня и обозвали такъ. Послушайте, отецъ мой: какъ по вашему -- поджигательница я или нѣтъ? Вѣдь ежели поджечь. когда еще совсѣмъ свѣтло, значитъ -- не ночью, да притомъ при всемъ народѣ -- развѣ много можетъ сгорѣть?... Какъ защитить себя -- я не знала, ну и подумала тогда, что ежели имъ придется тушить пожаръ -- они бросятъ меня, я убѣгу, и ужъ погони не будетъ... Коли и это грѣхъ -- такъ ужъ я и не знаю, право, какъ послѣ этого жить на свѣтѣ! Кругомъ этакіе злые люди, которые только и помышляютъ о томъ, какъ-бы другихъ сдѣлать несчастными...
-- А надо такъ жить, какъ жилъ Христосъ: все терпѣть, все переносить! отвѣтилъ патеръ.
-- Позвольте, отецъ мой... Вотъ Христосъ все терпѣлъ, все переносилъ -- такъ Онъ и зналъ, зачѣмъ Онъ поступаетъ такъ: Ему хотѣлось людей научить. Ну, а я не знаю, зачѣмъ мнѣ-то такъ поступать? Да и кому во всемъ нашемъ околодкѣ пришла-бы охота хоть чему нибудь поучиться у меня?... Ну, хорошо, ну пошла-бы я смирнехонько въ подвалъ, позволила-бы запереть себя... Что-жъ, кому-бы было это примѣромъ? Никому!... А смиренство мое, пожалуй, меня-же и погубило-бы въ подвалѣ-то!...
Старикъ сидѣлъ призадумавшись. Помолчавъ съ минуту, онъ поднялъ голову, покачалъ ею, посмотрѣлъ на Валли своими проницательными, ласковыми глазами и сказалъ:
-- Ахъ, ты, чадо необузданное!.. Ужъ не хочешь-ли ты и со мной поссориться?.. Да, крѣпко испортили они тебя, очень раздражили, если ты ужъ стала теперь видѣть вездѣ однихъ враговъ и наталкиваться на противорѣчія. Успокойся-ка, пораздумай, да посмотри: гдѣ ты? Пришла ты къ Божьему слугѣ, а Богъ-то говоритъ:
Валли кивнула головой, хотя и не совсѣмъ увѣренно.
-- Ну, хорошо, погоди, снова заговорилъ священникъ:-- я тебѣ это получше объясню. Вотъ, чѣмъ-бы больше хотѣлось быть тебѣ: простой палкой, деревяшкой, которою можно зашибить человѣка и которую, ежели сломаютъ, бросятъ въ огонь,-- или напримѣръ, тонко вырѣзанною фигуркою святой? Ты видѣла такую фигурку на моемъ коммодѣ... Да, и ее ставятъ подъ стеклянный колпакъ и съ благоговѣніемъ поклоняются ей. Ну?...
Это показалось дѣвушкѣ понятнѣе, и она весело тряхнула головой.
-- Ну-да! Ужъ конечно
-- Что, небось? То-то вотъ я и говорю: простыя руки сдѣлали изъ тебя деревяшку, а подъ Божьей рукой ты можешь сдѣлаться святою -- если будешь только поступать такъ, какъ я тебя училъ.
Валли посмотрѣла на старика большими, удивленными глазами... Странно какъ-то было у нея на душѣ: и хорошо-то, и такъ-бы вотъ, кажется, сейчасъ всплакнула!..
Молчаніе продолжалось довольно долго, наконецъ она робко проговорила: