Такъ ропталъ Викентій и находился въ такомъ-же возбужденномъ тревожномъ состояніи духа, какъ и Валли. Если-бы все горе и вся злость ихъ могли слиться въ одинъ потокъ, то, право, волны его залили-бы всю Эцтскую долину.
Пришло время траву косить. Какъ-то разъ, вечеромъ, находясь на сѣнокосѣ, Валли помогала грузить тѣлегу копнами скошеной травы. Кончилась нагрузка, оставалось только обвязать возъ; но сѣна такъ много навалили на телѣгу, что рабочимъ все какъ-то не удавалось перекинуть веревку съ палкой черезъ возъ. Веревка взлетала, скатывалась на землю, опять взлетала, но безуспѣшно. Это забавляло рабочихъ -- и они стали просто шалить. Валли вышла наконецъ изъ терпѣнія.
-- Прочь вы, остолопы этакіе! крикнула она на рабочихъ, разтолкала ихъ и, захвативъ веревку, взобралась на самый верхъ воза, потомъ взялась обѣими своими круглыми руками за конецъ длинной палки, почти дубины, взмахнула ею -- и дѣло было въ шляпѣ. Всѣ даже вскрикнули отъ удивленія. Работницы начали подтрунивать надъ работниками, дразня ихъ тѣмъ, что силенки не хватило у нихъ, а вонъ хозяйка-то одна справилась! Батраки почесывали только затылокъ и полагали, что она выкинула такую штуку не
Валли, стоя на возу, глядѣла на ярко-красный дискъ заходящаго солнца. Лицо ея выражало и гордость, и самодовольство. Въ эти минуты она особенно ясно сознавала, что подобной ей -- нѣтъ и, попрежнему, ощущая въ себѣ богатырскую мощь и энергію, готова была вызвать на борьбу хоть цѣлый міръ.
Подвернулся тутъ Викентій и, закинувъ голову, крикнулъ:
-- Ты смахиваешь теперь на царицу Потифарь на слонѣ! Вотъ если-бы Іосифъ увидѣлъ такую Потифарь -- навѣрно пересталъ-бы дурить!
При этомъ намекѣ щеки Валли зарумянились. Она соскочила съ воза, подошла къ Викентію и сказала:
-- Запрещаю тебѣ подобныя шутки!
-- Ну-ну, не буду, извинился Викентій,-- вѣдь это я такъ бухнулъ -- спроста, потому-что утерпѣть не могъ: ужь очень ты красива была, когда стояла тамъ! Больше этого не случится -- будь увѣрена.
И онъ пошелъ съ ней рядомъ.
-- Ну, не слыхалъ-ли чего новенькаго? спросила Валли по обыкновенію.
-- Новенькаго-то маловато, отвѣтилъ Викентій:-- вотъ болтаютъ, что въ день Петра и Павла Гагенбахеръ будетъ танцевать въ Зёльденѣ съ служанкой-то той -- Афрой. А слышалъ я это отъ одного посыльнаго, которому поручено принести изъ Имста новые башмаки и шелковый платочекъ -- для Афры. Іосифъ и денегъ далъ на эти покупки...
Валли промолчала, захвативъ зубами нижнюю губу, но Гелльнеръ отлично видѣлъ, что творится въ ней въ эти минуты.
-- Послушай-ка, заговорилъ онъ снова,-- вѣдь въ день Петра и Павла у насъ тоже праздникъ, ну, и почему-бы тебѣ не придти? То-то-бы удался праздничекъ: молва о немъ пошла-бы далеко! Что-жъ, не желаешь-ли со мной протанцовать?.. а?...
Валли мотнула назадъ головой и съ горечью произнесла:
-- Не мнѣ танцовать!...
-- Нѣтъ, Валли, пойдемъ, право, пойдемъ! настаивалъ Викентій.-- Ну, согласись, хоть разокъ, чтобы люди хоть видѣли!
-- Много я на нихъ вниманія обращаю... Какже! И она презрительно фыркнула.
-- Да, но вѣдь рты-то не зажмешь! Вонъ говорятъ... Викентій спохватился, прикусилъ языкъ, а Валли приостановилась и бросила пристальный взглядъ на него.
-- Что такое говорятъ?
Выраженіе лица дѣвушки испугало Гелльнера.
-- Да это я такъ... то есть, видишь-ли, болтаютъ, что у тебя будто какое-то горе тайное есть. Ну, а старшая работница начала разсказывать, что ты по ночамъ дома не бываешь и, словно какъ поврежденная, по полямъ разгуливаешь... Толкуютъ тоже вотъ, что катаешься ты какъ сыръ въ маслѣ, что жениховъ у тебя какъ нерѣзанныхъ собакъ, а если не смотря на все это ты не довольна, печальна -- значить, въ любви какой-то несчастлива; а послѣ того скандала -- когда процессія-то была...
-- Что-же? продолжай! проговорила Валли какимъ-то тихимъ, страннымъ голосомъ.
-- Ну, послѣ того скандала и стали поговаривать, что во всемъ Эцталѣ только
Глаза Валли заискрились, засверкали, точно молнія блеснула въ нихъ. Слова эти поразили ее до глубины души; она даже съ мѣста не могла двинуться и, какъ стояла у дерева, такъ и прислонилась головой къ стволу... Кровь хлынула въ голову, въ вискахъ страшно стучало.
-- Если это правда... Если ужъ въ самомъ дѣлѣ про меня такъ... простонала она и не договорила, потому что мысли ея спутались, въ головѣ потемнѣло, какъ будто мозгъ отуманился.
Викентій далъ ей время очнуться, придти въ себя: онъ вѣдь зналъ, какъ она горда, и зналъ, какъ ударъ этотъ былъ тяжолъ для нея.
-- Ну, вотъ, поэтому-то хочется мнѣ, чтобы ты со мной протанцовала, проговорилъ онъ потомъ:-- это наилучшимъ манеромъ можетъ зажать людскіе рты.
Валли выпрямилась и воскликнула:
-- Съ тѣмъ только человѣкомъ пойду я танцовать, которой можетъ быть моимъ мужемъ! И это тебѣ извѣстно!