-- Валли... Валли! завопилъ Викентій:-- ежели ты непремѣнно уйдешь, такъ я -- за тобой! Это ужъ не въ твоей власти -- не запретишь мнѣ! Куда ты, туда и я... Пути никому не заказаны и нигдѣ -- хоть на всѣ четыре стороны!
Валли съ ужасомъ глядѣла на него, ей стало страшно: онъ видѣла передъ собой человѣка, который весь трясся, дрожалъ, былъ на себя не похожъ... Ей казалось, что это злой духъ присталъ къ ней -- и ужъ не оставитъ ее.
-- Да что-жъ, толку-то въ этомъ? проговорила она тихо, чувствуя, что уже тутъ ничего не можетъ сдѣлать...
Викентій прищурилъ глаза.
Отъ дома Валли шелъ по лужайкѣ какой-то человѣкъ съ большимъ букетомъ на шляпѣ, въ праздничномъ нарядѣ, какъ будто сватъ. Завидѣвъ Валли, онъ направился прямо къ ней. Это былъ нарочный изъ Зёльдена.
-- Гляди-ка, вонъ идутъ звать тебя на свадьбу Іосифа и Афры, произнесъ Викентій съ какимъ-то дикимъ хохотомъ:-- ха-ха-ха! На свадьбу!...
Валли запнулась за что-то и схватила Гелльнера за руку, а онъ живо обнялъ ее, обнялъ крѣпко.
Нарочный подошелъ и, снявъ шляпу, сказалъ:
-- Здравствуй, хозяйка молодая! Прислалъ меня Іосифъ Гагенбахъ: проситъ онъ тебя на танецъ -- въ день Петра и Павла. Коли ты дашь согласіе, онъ явится сюда около полудня, чтобы проводить тебя въ гостинницу "Олень". Что ему прикажешь отвѣтить?
Если-бы небеса разверзлись для Валли въ это мгновеніе, а Викентій очутился-бы вдругъ у вратъ ада кромѣшнаго, то такого рода неожиданность точно такъ же поразила-бы ихъ, какъ и слова зёльденскаго нарочнаго.
Что же, значитъ, всѣ сплетни насчетъ Афры -- одна ложь? Вѣдь
Милостивая улыбка заиграла на ея губахъ, словно она была царица, съ миртовымъ вѣнкомъ на головѣ, Опустивъ красивую свою голову, Валли съ нѣкоторою застѣнчивостью отвѣтила нарочному, что она будетъ ожидать Іосифа.
Викентій, блѣдный, нѣмой, стоялъ, прислонившись къ дереву. Онъ былъ похожъ на призракъ, явившійся изъ мрака прошедшаго. Валли бросила на него сострадательный взглядъ -- теперь уже ей нечего было бояться его... Теперь всѣ отнесутся къ ней съ должнымъ уваженіемъ, никто не дерзнетъ промолвить о Валли что нибудь худое!...
Она не вошла, а скорѣе -- влетѣла въ домъ, и съ такимъ радостнымъ лицомъ, что увидѣвшіе ее глаза вытаращили и ротъ разинули. Но Валли не могла усидѣть дома: набивъ карманъ деньгами, она отправилась разгуливать по деревнѣ и разсыпать счастье направо и налѣво, какъ благодѣтельная фея. Такъ какъ деньги она считала
До праздника оставалось только два дня -- и эти два дня для всей Солнечной площадки были какими-то чудесными, полу-сказочными. Валли просто узнать не могли: эта мрачная, злобствующая, раздражительная дѣвушка совсѣмъ просіяла, счастьемъ вѣяло отъ каждой складки ея платья; казалось, незримыя крылья выросли у нея за плечами, такъ она легко и плавно скользила по землѣ!... Солнечный лучъ упалъ на цвѣтокъ, смятый градинами, помертвѣвшій подъ морознымъ дыханіемъ,-- и одного этого луча было довольно, чтобы оживить его, расправить поблёкшіе лепестки. Сердце было угнетено, почти разбито, но въ немъ таилась безпредѣльная сила -- то была сила любви и злобы, радости и горя, самоотверженія и упорства, энергіи и стойкости. Въ тотъ день, когда Валли освободилась отъ мрачнаго, злобнаго духа, давившаго всѣхъ подобно свинцовой грозовой тучѣ,-- все населеніе Солнечной площадки вздохнуло свободнѣе, какъ-бы стряхнувъ ярмо съ своихъ плечъ.