Орел-Девка

 -- Ахъ, Валли! произнесъ патеръ, ужаснувшись и всплеснувъ руками.-- Что ты это, Валли! Какія такія дѣвы? Блаженныя!.. Господь съ тобой, да мы развѣ живемъ во времена язычества, когда люди воображали, что злые духи могутъ властвовать надъ ними и дѣлать что угодно?... Постой-же, я тебѣ скажу сейчасъ, что такое эти "блаженныя дѣвы:" онѣ -- твои-же собственныя страсти. Вотъ, ежели ты могла-бы научиться смирять дикость своего сердца, то Іосифу не пришлось-бы полетѣть въ пропасть. Вѣдь это старая штука: всю вину свою сваливать на дьявола! Оно, конечно, очень легко, удобно -- какъ нельзя лучше. Но Сынъ Божій для тогото и снизошелъ тогда на землю, чтобы открыть намъ истину и научить искать въ самихъ себѣ духа зла и тьмы -- и бороться съ нимъ. Умѣя владѣть собой, мы можемъ подчинить себѣ любыя чудодѣйственныя силы, которыя, во времена бны, сокрушали славнѣйшихъ витязей богатырей, совсѣмъ губили ихъ,-- потому что богатыри-то эти, обладая непомѣрною тѣлесной силищей, не имѣли ни чуточки нравственной силы, а она одна только и могла помочь имъ въ борьбѣ съ духомъ зла, строющимъ всяческія козни. Вотъ и ты -- такая крѣпкая дѣвушка, силачка, сильно теперь ты ожесточена, озлоблена,-- а что толку? На самомъ-то дѣлѣ ты -- слабенькое, ничтожное существо!.. И такой будешь до тѣхъ поръ, пока не почувствуешь себя въ силахъ дѣлать то же, что дѣлаютъ въ монастыряхъ изо дня въ день простыя, дюжинныя дѣвушки: онѣ искренно, отъ всего сердца, приносятъ въ жертву Богу самыя завѣтныя, дорогія желанія свои, имъ не жаль свѣтлыхъ мечтаній, и при этомъ онѣ называютъ себя счастливыми. Ежели-бы ты имѣла хоть крошечку такой силы -- не стала-бы бояться "блаженныхъ дѣвъ", и не нелѣпые сны устроивали-бы тогда судьбу твою, а своя-же собственная, свободная, сознательная воля указала-бы тебѣ дорогу... Ну, раскинь-ка теперь умомъ-разумомъ, сравни: что лучше и возвышеннѣе?...

 Валли молча стояла, прислонившись къ спинкѣ кровати; видно было, какъ лицо ея мало но малу прояснялось, какъ будто она прозрѣла. Скрестивъ руки на груди и тяжело дыша, она наконецъ проговорила отрывистымъ, рѣшительнымъ голосомъ:

 -- Такъ! Все это справедливо, отецъ мой. Понимаю, что вы желали объяснить мнѣ... Попытаюсь исполнить это.

 -- Попытаюсь! То-то, ужъ разъ ты обѣщалась, да вотъ не сдѣлала...

 -- Сдѣлаю теперь, отецъ мой, отвѣтила Валли, и такъ выразительно отвѣтила, что старикъ удивленно посмотрѣлъ на нее...

 -- Хорошо. Ну, а порукой-то что-же будетъ?

 Дѣвушка, вмѣсто отвѣта, положила руку на разбитую грудь Іосифа, и двѣ крупныя слезы тихо покатились но ея щекамъ.

 Лучше, краснорѣчивѣе этой клятвы она и не могла дать... Патеръ, какъ человѣкъ умный, проницательный, пріумолкъ тутъ: онъ видѣлъ, что Валли дѣйствительно поручилась -- однимъ жестомъ выразила все.

 Іосифъ зашевелился, сталъ метаться и, въ бреду, пробормоталъ какія-то слова.

 Валли сняла повязку съ головы его и наложила новую. Больной открылъ на половину глаза, но вѣки ихъ сейчасъ-же опять упали, и онъ снова впалъ въ забытье, какъ будто задремалъ. Отъ этой дремоты, казалось, вѣяло смертью.

 -- Охъ, хоть-бы ужъ докторъ... поскорѣй! вздохнула Валли и, присѣвъ на скамеечку около кровати, спросила:

 -- Который часъ-то теперь?

 Патеръ посмотрѣлъ на часы и въ свою очередь спросилъ:

 -- А когда послали за докторомъ?

 -- Въ пять.

 -- Ну, гдѣ-жъ ему такъ скоро пріѣхать: теперь всего-то десять, а до Зельдена отсюда ѣзды добрыхъ три часа. Въ двѣнадцатомъ будетъ...

 -- Десять... только-то!..

 Старикъ бросилъ на Валли такой теплый, сострадательный взглядъ; она сидѣла на скамеечкѣ, положивъ обѣ руки на колѣни, сидѣла тихо, не шевелясь, не смотря на то, что страхъ сжималъ ея сердце, и оно такъ звучно билось, что къ біенью его, среди тишины, можно было скоро прислушаться.

 Патеръ нагнулся къ Іосифу, положилъ руку на его лобъ, пощупалъ пульсъ и сказалъ:

 -- Знаешь, Валли, ты-бы успокоилась! Сдается мнѣ, что онъ не такъ плохъ, какъ ты думаешь... Не умретъ!

 Валли не шевельнулась; она смотрѣла куда-то вдаль, не мигая, и, наконецъ, тихо промолвила:

 -- Вотъ, когда докторъ придетъ, поглядитъ и скажетъ, что Іосифъ останется жить -- тогда все для меня кончено: никакихъ ужъ больше желаній у меня не будетъ въ жизни...

 -- Вотъ это, Валли, хорошо! Радуется мое сердце, когда ты такъ говоришь! одобрительно произнесъ старикъ, найдя нужнымъ похвалить ее, и прибавилъ:

 -- Благо время есть теперь -- разскажи-ка ты мнѣ, какъ это Іосифа спасли? Станешь разсказывать и не увидишь, какъ время пролетитъ,-- а тутъ и докторъ пріѣдетъ.

 -- Что разсказывать-то? Право, нечего.

 -- Ну, однако, вѣдь это такое славное дѣло! Оно, можно сказать, дѣлаетъ честь жителямъ Солнечной площадки. Была ты при этомъ?

 -- Еще-бы! Была.

 -- Полно не скупись на слова-то! Видишь-ли, я какъ шелъ сюда -- ни души не встрѣтилъ; ну, и не знаю, какъ было дѣло. Кто-же изъ пропасти извлекъ его?

 -- Да я.

 -- Съ нами крестная сила! Ты... ты, Валли, сама?!. воскликнулъ патеръ и широко открылъ свои маленькіе глаза, устремивъ ихъ на дѣвушку.

 -- Ну-да, я!

 -- Но какъ же это ты сдѣлала?