— Не вижу причин отказать тебе, тем более, что я не считаю этих жрецов такими уж грозными вояками, — проговорил Антоний. — Юлий, вообще, говорил, что видел среди них ребенка.
— Ребенок опаснее всех! — вскрикнул кельт. — И бойтесь богини — она очень могущественна!
— Посмотрим… — задумчиво проговорил Ворен. — А ты тоже пойдешь с нами, так как нам нужен провожатый!
Детина чуть не упал в обморок.
…Переодетые кельтами Ворен, Пулло и Габриэль следовали за своим провожатым, углубляясь все больше в полный неизвестности черный лес. Двое из них были вампирами, один — смертным, но храбрым воином и охотником на нечисть, которому доводилось бывать в разных передрягах. Однако же, все они испытывали сейчас невольный страх. Непролазные чащи, похожие на чудищ деревья, а где-то там притаилось Зло, и столкнуться им предстоит с устрашающей магией. Впрочем, зло иногда тоже понятие относительное. Иногда этим словом называют то, что просто не нравится, пугает или не укладывается в общепринятые рамки. К примеру, до недавнего времени они считали злом вампиров, а теперь…
Пройдя еще несколько шагов, путники наконец увидели странное строение, напомнившее Габриэль своей формой другое — то, где ее однажды обманом заставили пролить кровь и где в ее еще не рожденного ребенка вошел бог или демон, называемый Дахоком. Габриэль снова видела себя тогдашнюю — отчаявшуюся юную девушку с невинной душой, которую заставили стать грешницей. Девушка с минуту бессмысленно смотрит на свои обагренные чужой кровью руки, а потом кричит от боли…
Друзья тихо вошли внутрь, стараясь не привлечь к себе внимание. Похоже, им это удалось. Находившиеся в помещении кельты восторженно смотрели на то, как люди в белых одеждах, взявшись за руки и встав над жертвенником, занимаются песнопениями. Среди жрецов в белом были не только мужчины, но и молодые девушки. Был и ребенок, о котором, должно быть, и говорил Юлий. Но что это был за ребенок! Если бы вместе со своими разведчиками был и Антоний, он сказал бы, что недетским взглядом и стоячими глазами этот мальчишка напоминает ему Октавиана — юного племянника Цезаря, к которому он пылал большой «любовью».
«Ребенок опаснее всех!» — невольно вспомнилось Ворену, и он посмотрел на Пулло так, словно хотел спросить, разделяет ли он его опасения.
Меж тем, песнопения прекратились, и мальчик обратился к собранию с речью. Говорил он о вещах светлых и возвышенных, говорил серьезно и взвешенно — не как ребенок, а как мудрый старец.
— Даже в самом черном сердце можно отыскать частичку света, — говорил он. — И сейчас Айрис подарит свет своего сердца нашей богине и истинному богу Дахоку.
По его знаку к алтарю подвели улыбающуюся девушку, одетую, как на праздник. Ее уложили на алтарь, словно жертвенное животное, но она и не сопротивлялась. Счастливая улыбка не сходила с ее губ.
— Богиня, приди и прими ее жертву! — возгласил мальчик-жрец.
Тут отворилась боковая дверь, и к присутствующим вышла девушка, как две капли воды похожая на Габриэль, но разве что не такая бледная.
— Надежда… — прошептала Габри.
В эту самую минуту одна из друидесс достала ритуальный кинжал и занесла его над жертвой. Увидев это, Луций Ворен в свою очередь быстрым движением достал свой кинжал и метнул его в руку фанатички. Брызнула кровь, и девушка закричала не столько от боли, сколько от неожиданности и гнева. Она была явно возмущена тем, что ритуалу помешали. Что до жертвы, то она отнюдь не выказывала признаков радости от того, что у нее появился защитник.
— Среди нас чужаки! Схватить этих святотатцев! — крикнул мальчик-жрец.
Остальные друиды и верные им кельты хотели наброситься на чужаков, но вампиры Луций и Габриэль тут же обернулись летучими мышами и принялись носиться над ними сверху, пуская в ход когти и время от времени ловя кого-нибудь из враждебно настроенных по отношению к ним прихожан этого храма. Габриэль нравились полет, высота и ощущение свободы, которую они давали.
— Что, нравится летать? — задорно смеясь, говорила она очередному незадачливому варвару.
Но тут взгляд вакханки встречался со взглядом Надежды, и смех гас. Ее дочь сейчас просто наблюдала за этой схваткой, пока не вмешиваясь. Глядя на мать, она мрачнела.
Но тут голос мальчика-жреца заставил ее вернуться к реальности:
— Наша богиня, не дай совершиться этому святотатству!
Услыхав эти слова, Надежда стряхнула с себя оцепенение. В руке ее появился огненный шар, и она хотела метнуть его в сторону матери, но в последний момент остановилась и решила бросить его в Луция Ворена, дравшегося в это время с одним из друидов. Но друг Луция Тит, наносивший в это время направо и налево удары гладиусом, как раз повернулся в сторону Надежды и заметил ее движение.
— Берегись! — крикнул он Ворену.
Тот с громким шипением увернулся, отлетев дальше. Огненный шар нашел себе другую цель и испепелил друида — противника Луция. Тогда Надежда вперила гипнотизирующий взгляд в помешавшего ей Тита, и тот, словно обезумев, решил напасть на своего друга.