Он вышел как раз в ту минуту, когда Симоно ввел Орельена. Осунувшегося Орельена. У кого это он только одевается? Одна материя лучше другой. С галстуком более веселой расцветки костюм только бы выиграл. Непременно скажу Беренике… При этой мысли Барбентан расхохотался. Он почувствовал себя главным действующим лицом затеваемой игры… главной ее пружиной… силой…
— Я проходил мимо и решил к тебе заглянуть, — начал Лертилуа.
— Счастливейшая идея! Садись сюда… нет, в кресло. Хочешь сигарету? Куда это я девал зажигалку! Представь себе, я только что пытался вызвать тебя по телефону, и вдруг являешься ты собственной персоной… совсем как в театре!
Орельен закинул левую ногу на правую, потом переменил позу, вытянул свои длинные ноги, потом закинул правую ногу на левую. Барбентан что-то слишком веселится. «Не похоже, чтобы Бланшетта находилась при смерти», — подумал он. Не то чтобы он строил себе иллюзии насчет отношения Эдмона к жене, но Барбентан принадлежит к числу тех людей, которые прежде всего блюдут приличия.
— Надеюсь, Бланшетте лучше? — спросил он. — Мне не удалось поймать мадам Морель по телефону, а слуги, по-видимому, не склонны распространяться… Она вне опасности?
— О, ничего серьезного… Ни о какой опасности и речи быть не может. Сам понимаешь, обычная женская история…
Он прочел в глазах Орельена нескрываемое удивление. Стало быть, с ним незачем ломать комедию. И он спросил:
— Ага, значит, Береника тебе все рассказала? Одним словом, я не очень бы хотел…
— Мадам Морель сказала мне… наспех, всего два слова… Я хотел только знать, что нового?
Короткий смешок Эдмона. Орельен знал за Барбентаном этот смех, скрывающий смущение. Но тут Эдмон внезапно самым дружеским доверительным тоном добавил:
— Ну, тебе можно, особенно после того, что мы вместе пережили! — Он махнул рукой, и оба вдруг вспомнили фронт, траншеи, страх, снаряды и многое другое. Наступило молчание, и Орельен не решался его нарушить.
— Да, такие-то дела, — продолжал Эдмон, — я рад, что есть с кем поговорить по душам… что можно в присутствии другого думать вслух… впрочем, история не столь уж забавная в конце концов! Живут двое бок о бок, видятся каждый божий день и ровно ничего не знают друг о друге. И в один прекрасный вечер… Ты только представь себе: казалось, чего ей еще нужно, чего ей недостает для счастья? Женщина отнюдь не экспансивная, энергичная… И вдруг, на тебе… ведь она мать моих детей!
Напыщенный тон, которым Эдмон произнес последние слова, как-то удивительно не вязался с округлым жестом его руки, с тем, как он, зажав между пальцами сигарету, спокойно шарил пепельницу. Обнаружив пепельницу, Эдмон аккуратно погасил окурок. Потом откинулся на спинку кресла, сложил вместе кисти рук и поиграл в воздухе пальцами.
— Вот так и ломаешь себе голову над проклятым вопросом: все ли ты для нее делал, что обязан был делать… а где это самое «все» кончается — неизвестно, и тут начинаешь себя терзать, голова идет кругом…
Орельену невольно подумалось, что для человека, «у которого голова идет кругом», Эдмон выглядит что-то слишком цветущим. Он пришел сюда с тайной мыслью поговорить о Беренике. Потому что в течение двух дней Береника ни разу ему не позвонила, а на его повторные звонки к Барбентанам подошла только раз, да и то говорила как-то уклончиво, сдержанно, ссылаясь на болезнь Бланшетты. С бессознательным эгоизмом влюбленного Орельен даже обрадовался этой попытке к самоубийству, так как в силу сложившихся обстоятельств Береника, возможно, будет вынуждена задержаться в Париже, не уедет на рождество домой… Впрочем, он лично от этого немного выиграет! Орельен вспомнил, что для визита в контору Барбентана у него имелся весьма уважительный предлог, и решил им наконец воспользоваться.
— Я хотел тебя также спросить… Кстати, зачем ты мне звонил?
— Потом скажу… Скажи сначала, о чем ты хотел меня спросить… Друзья мы в конце концов или нет?..
Орельен вытащил из кармана письмо. Протянул его Эдмону.
— Вот, прочти… Это от Армандины… Ты мою сестру немножко знаешь, знаешь, каковы наши отношения… Она была у меня, кажется, неделю назад и ни словом не обмолвилась о том, что сейчас пишет, впрочем, суди сам. Мне это показалось странным, хотя ничего определенного сказать не могу… Заметь, я человек не деловой, ты сам знаешь, и ничего в таких вещах не смыслю. Вот я и решил с тобой посоветоваться… потому что у меня сложилось впечатление… Но прочти сам…
Эдмон с притворным интересом пробежал письмо. Его, Эдмона, считают деловым человеком. Просто курам на смех! Но в конце концов за каждым человеком ходит своя легенда… так постараемся же ее не рассеивать… Он искоса взглянул на Орельена. Что только находят в нем женщины? Черты крупные, вид немножко глуповатый… Что это за письмо? A-а, обычная семейная история… Шито белыми нитками… Какая пройдоха, эта самая Армандина, но уж слишком сплеча рубит, да и вид у нее соответственный. Он расхохотался.
— Ну, что? — спросил Лертилуа.