Оренбургский владыка

– Я не верю Дутову, – сказал он, – хотя знаю его давно. С детства, если быть точным. И семью его, главу фамилии Илью Петровича Дутова, знаю давно. С младшим Дутовым я учился в Академии Генерального штаба. Более тупого и нерадивого ученика в Академии не было. Именно это знание и привело меня к выводу, что атаман наш приносит войску много вреда и мало пользы. Очень мало… Александра Ильича, пока не поздно, пока мы не погибли окончательно, надо переизбирать. И руководитель он слабый, и военного опыта у него мало, и политической честностью он не обладает, а уж гражданским мужеством не обладает тем более.

Собравшиеся подавленно молчали.

– Лишь одно он умеет делать с подлинным мастерством – возвышать себя. Это также идет в ущерб общему делу. Вы посмотрите, как у нас расколота офицерская часть общества!.. В общем, взгляды свои, все, что мне известно, я изложил в этой вот записке, – Сукин показал собравшимся несколько густо исписанных листов бумаги. – Можете ознакомиться…

– Не отсылайте записку, господин генерал, – попросил Сукина один из доброжелательно настроенных друзей, – она не поможет… Бесполезно. В результате пострадаете вы. Атаману все записки – что мертвому припарка.

Будучи честным человеком, генерал искренне страдал от того, что видел, – не отправить бумагу, да еще после того, как ознакомил с нею своих друзей, – он не мог. Результат же доброжелатель генерала предсказал точно: Сукин был вызван на заседание круга и «за грубую клевету на войскового атамана и правительство» исключен из казачьего сословия. Кроме того, войсковой круг направил Верховному правителю Колчаку бумагу, в которой просил снять Сукина с должности командира корпуса. В общем, атаман разделался с Сукиным в полной мере.

Точно так же он разделался с «неблагонадежным» полковником Рудаковым, которого вначале послал в Китай за провиантом и винтовками, а потом неожиданно предположил, что Рудаков, завернув на обратном пути в Омск, может дать атаману нелестную характеристику. Дутов решил просто-напросто уничтожить полковника, опередив его и отправив в Ставку на него такую характеристику, с которой тому не только в войсковом правительстве нельзя работать, но и погонщиком верблюдов…

В письме Колчаку Дутов предостерегал адмирала от контактов с неугодным полковником, обвинял Рудакова в ничегонеделании, болтовне, жадности, хитроумии, в ловкости и готовности ради денег продать кого угодно и что угодно, даже войсковое знамя. В довершение всего он сделал недвусмысленный намек на то, что Рудаков «замешан в некрасивых сношениях с германскими агентами через жену-польку».

В этом был весь Дутов. От дел армейских Дутов отходил все дальше и дальше, на первое место выдвигались дела политические. Армией за него стал командовать не Акулинин – близкий человек, а начальник штаба Вагин[57].

Положение на фронте делалось все хуже. Но теперь Дутов уже имел возможность потирать руки, будто не имел к неудачам никакого отношения, и говорить:

– Это все Вагин виноват. Обращайтесь за объяснениями к нему.

Однако на совещании в Челябинске по планированию летних операций девятнадцатого года присутствовали и Вагин, и сам Дутов, – атаман по-прежнему боялся, что его кто-нибудь подсидит, либо представит перед Ставкой в невыгодном свете, и лично поехал в Челябинск. В Челябинск прибыли все – и адмирал Колчак, и начальник его штаба Лебедев – любитель пошаркать штиблетами по паркету, как посмеивались командующие всеми колчаковскими армиями, пропахшие порохом и горелой землей, табаком и потом.

На совещании обсуждали два плана. Один предполагал наступление на Пермь – Вятку – Вологду с последующим штурмом Москвы, второй – на юг, навстречу Деникину, – это был план командующего Сибирской армией чеха Гайды – большого любителя хапать чужое добро. Для второго плана нужно было пройти всего ничего, – девяносто верст.

– Когда мы соединимся с генералом Антоном Деникиным, у нас хватит сил взять Москву без всяких северных вариантов, – доказывал Гайда на совещании. – Если возьмем Москву, то через две недели перед нами встанет на колени вся Россия.

План Гайды поддержал единственный человек – Дутов. Разгорелся спор. В конце совещания Колчак поднялся с кресла и произнес раздраженно:

– Кто первым дойдет до Москвы, тот и будет хозяином положения. А встанет ли Россия на колени или не встанет – это вопрос второстепенный.

Адмиралу надоело пустое словесное соперничество генералов, постоянные подсиживания, ссоры, – нужны были победы, дело, а их не было.

В начале марта развернулось большое весеннее наступление. Вскоре белыми была отбита Уфа. Армии выстроились в сложную многоугольную фигуру, приводя в действие северный план, утвержденный высоким челябинским совещанием.