Через два часа Удалов двинулся дальше – в темноте, до утра, ему надо было одолеть изрядный кусок пути. Расщедрившийся Давыдов, несмотря на голодный паек Семиречья, дал ему в дорогу ковригу хлеба, кусок вяленой баранины, а для Ходи – полмешка овса.
– Считай, это твое жалование наперед, – сказал он, – ты ко мне на службу поступил, а я тебе плачу за это… Понял, мужик?