Орест и сын

— Слушаю вас, — Матвей Платонович откликнулся дружелюбно: приятно иметь дело с любознательностью.

— Вы упомянули о масонстве… Верно ли я понял, что следующую лекцию вы собираетесь посвятить этому общественно-политическому движению, возникшему в Новое время?

Матвей Платонович покачал головой:

— К нашим темам общественная деятельность вольных каменщиков не имеет прямого отношения. Речь о другом: ритуалы тайных масонских лож опирались на мистический опыт, накопленный древними цивилизациями, и в этом смысле питались из тех же источников, из которых черпало церковное христианство…

— Мистический опыт, — щеки молодого человека покрылись румянцем удовольствия. — Исключительно интересная тема… — он коснулся руками щек, словно стер молодой румянец. — Александр Анучин, аспирант исторического факультета. В настоящее время выбираю тему диссертационного исследования.

— Вы… собираетесь заняться масонством? — Матвей Платонович не сумел скрыть удивления. В его времена подобные темы были под запретом.

— Конечно, не впрямую, — его собеседник отвел глаза. — Но, как вы понимаете, формулировку всегда можно подработать: некоторые аспекты… история вопроса… Хотя, по правде говоря, — он обернулся к двери, словно опасаясь посторонних ушей, — моя мечта — заняться Великим Деланием…

Посторонние уши явились незамедлительно: женщина в синей вязаной кофте:

— Ой, извините… Я тут ручку забыла, — и направилась в дальний угол. Молодой человек следил за нею искоса. Женщина двигала стулья.

— Процесс Великого Делания, — Матвей Платонович оживился, — одно из базовых понятий. Аллегория рождения. Исходное вещество, запечатанное в тигле, считалось мертвым. По представлениям алхимиков именно оно порождало чистое золото…

Молодой человек приложил к губам палец.

Тетерятников моргнул удивленно, но закончил шепотом:

— В терминах алхимии это золото называлось Живым Сыном…

Обнаружив закатившуюся ручку, женщина составила сдвинутые стулья, села и открыла сумку.

Все еще недоумевая, Матвей Платонович бросил взгляд на книгу, которую не успел закрыть. На страничке были представлены египетские боги — в соответствии с каноном их изображали в профиль.

Женщина защелкнула сумку и направилась к выходу. Дверь закрылась.

— Прошу прощения, но разговоры такого рода… — собеседник Тетерятникова сделал страшные глаза. — Как говорится, береженого бог бережет…

Матвей Платонович откашлялся.

— Нет, азы я конечно знаю. Главная проблема — источники, — молодой человек повернул голову, оглядывая стены, словно они беседовали не в красном уголке закрытого института, а в библиотеке, от потолка до пола уставленной фолиантами. — В спецхране кое-что имеется, но, честно говоря, для серьезной работы… Сколько всего уничтожено… Сколько книг! Просто сердце кровью обливается! — он говорил тихо и горестно, будто каждая уничтоженная книга была его личной потерей. — Вот если бы… вы, ваши обширные знания…

Матвей Платонович смотрел на острый профиль: подбородок немного вздернутый, узко посаженные глаза… «Ах, вот оно что… Бог-шакал — покровитель мертвых. Не то чтобы похож, но определенно что-то общее…» В прошлый раз именно это сходство и сбило с толку.

— Я — не специалист… — Матвей Платонович чувствовал неловкость, словно заподозрил приятного человека в чем-то нехорошем. — Но в той мере, в которой… — пытаясь скрыть смущение, он говорил особенно любезно.

— Большое, большое спасибо… К следующему занятию я подготовлю еще несколько вопросов…

Сложив книги, Матвей Платонович перетянул портфель ремнем.

— Позвольте вам помочь, — молодой человек протянул руку. — Для меня это честь…

Неожиданно для себя Матвей Платонович кивнул. На улицу они вышли вместе.

Снова побаливало сердце, давило за грудиной. Помощь, предложенная аспирантом, пришлась как нельзя кстати. Они дошли до трамвайной остановки.

— Ну вот… Тут уж я… — Матвей Платонович потянулся за портфелем.

— Ни в коем случае, — аспирант запротестовал горячо.

Эта горячность, свойственная молодости, показалась особенно симпатичной.

В трамвае молодой человек усадил его на свободное место и встал рядом. Поглядывая в окно, Матвей Платонович размышлял о превратностях жизни: на старости лет судьба, пасшая его железным посохом, дарила ученика.

Они вышли из трамвая.

— Как вы полагаете?.. С одной стороны, мертвое вещество, рождающее живого сына… — молодой человек переложил портфель в левую руку. — С другой — жертвоприношения детей… Живой младенец превращается в мертвое вещество. В сущности, один и тот же процесс, только вывернутый наизнанку?.. Нет-нет, — молодой человек заторопился. — Исключительно в аллегорическом смысле, вынося за скобки моральные аспекты. Но, согласитесь, возникает впечатление, будто решается одна общая задача. Правда, те, кто ее решают, движутся с противоположных сторон.

— Вы… имеете в виду… — Матвей Платонович смешался и замолчал. То, что сказал аспирант, звучало нелепо, но в то же время этому молодому человеку он не мог отказать в зоркости.