Орфеи реки Невы

Память никогда не стирает со страниц истории то, чему еще суждено послужить во славу отечественной культуры. По мелочам, по крупицам собираются сведения о творчестве Бортнянского. Строчка за строчкой восстанавливаются его творения. Иногда вдруг открываются настоящие клады. Только в фондах Парижской национальной библиотеки за последние годы найдена партитура считавшейся утерянной оперы «Алкид», первое (!) исполнение которой в Москве более чем через 200 лет со дня написания состоялось 30 ноября 1984 года и два мотета — концерта для хора и оркестра, созданные Бортнянским в Италии и никогда им позднее не упоминаемые, так что никто и не подозревал об их существовании, и концерт для чембало. А сколько еще сокрыто в недрах отечественных и зарубежных архивов!..

С большим багажом возвращался из Италии домой Дмитрий Степанович. Кроме связок нотных тетрадей, вез он в Петербург коллекцию картин. Паспортом для благосклонного приема при дворе должен стать и его послужной список. Ведь, кроме дел творческих, кроме счастливых минут, проведенных в обители музы Эвтерпы, ему, посланнику великой и могущественной державы, приходилось выполнять кое-какие важные и ответственные дипломатические дела, о которых летописи не будут повторять во всеуслышание. Дела эти были секретными и чрезвычайными. Ведь в Средиземноморье шла жестокая война с турками. Русский флот совершал дерзкие маневры у берегов Греции и Албании. А чтобы среди этих народов обрести союзников, требовались долгие и рискованные переговоры. Вот где помогли обаяние, такт и образованность российского маэстро, который исполнял это предприятие с честью и, как он сам много позднее в одной из служебных анкет запишет, — «с великою опасностию от тамошнего правления…».

В России его небось помнят. Не забыли. Ждут…

На аудиенции у императрицы разговор был короток. Занятая хлопотными делами, Екатерина отметила, что да, конечно, его помнят, и наказала подыскать вновь прибывшему композитору местечко капельмейстера.

Рядовым капельмейстером, так рядовым капельмейстером — решил маэстро, не смутившись от такого назначения, как это случилось с Максимом Березовским. Он верил в свою фортуну.

Но применить свои способности было не так-то просто. Для того чтобы писать музыку, слышать свои произведения, видеть ноты напечатанными и изданными, нужны были по меньшей мере звание и чин. Таково уж было время. Если имя Бортнянского прогремело звонко, то должность, которой его удостоили при дворе, казалась ничтожной. Все главные места, все возможности для создания и постановки новых опер, музыкальных спектаклей, концертов были сосредоточены в руках итальянцев. А новым их лидером стал Джованни Паизиелло, мастер оперного жанра и легкой музыки — непревзойденный в своих оригинальных находках, способствовавших увеселению досточтимой публики.

Бортнянский, возвратившись на родину, спешит работать, не теряет ни минуты из тех, что остаются у него после службы. По утрам и вечерам он занимается придворным певческим хором, а днем идет через весь Петербург к Смольному институту благородных девиц, где руководит работой тамошнего хора. В промежутках между этими занятиями он успевает сочинять собственные хоровые произведения, отдельные романсы и песни, многие из которых позднее станут частями его больших опер, пишет авторские духовные музыкальные сочинения, как, например, свою знаменитую четырехголосную «Херувимскую».

Петербургские книжные лавки где-нибудь у Сухопутного кадетского корпуса, или «у Миллера в Миллионной», или «напротив гостинаго двора в доме Шемякина» с успехом продавали его ноты. Первым делом — изданные с особым изыском «Сочинения г. Бортнянского», напечатанные, как это особо отмечалось, «с одобрением самого автора». Его творческая плодовитость не ча шутку стала беспокоить и удивлять не только знатоков, но и его друзей. Одновременно такие его достоинства, как домовитость и доброжелательность, спокойствие и рассудительность, мягкость и внешнее обаяние, притягивали к нему немало людей. И все они бывали удивлены тому, с какой интенсивностью он создавал свои произведения, с какой быстротой появлялись на свет его новые по сути и по форме музыкальные творения. Стихотворец Д. И. Хвостов назвал его «Орфеем реки Невы». Каждое издание его нот становилось началом традиции в русском нотопечатании. Первое выпущенное отдельно в России авторское духовное музыкальное произведение, а также песня «Dans le verger de Суthere»[4] «с аккомпанированием клавикордов», которая увидела свет отдельным выпуском, принадлежали Бортнянскому. Ничего подобного в отечественной издательской практике еще не было видано.