Орган геноцида

Зачем им в Мумбаи? Они что, бегут подальше от Хинду-Индии? Или от нищеты? Мне вспомнились бараки вокруг железной дороги и берег с кастой прачек. Ну вот доберутся эти люди до вожделенной цели, и что дальше? Кто не подастся в нищие, пополнит, видимо, все те же бараки. Может, их отсюда вытащили мумбайские родственники? Если нет, то получается, что поезд – просто ящик, набитый новыми обитателями для барачного моря. В Мумбаи без всяких заборов отгорожен от жизни города целый концлагерь – он называется нищетой. Наш поезд не сильно отличается от тех, на которых нацисты увозили евреев.

Колеса скрипели о кривоватые рельсы, заметно трясло. Прямо поезд Калашникова: надежный, но грубоватый. Я слышал, часть народа валится с крыши по дороге. И даже представить страшно, что станется с задницей после нескольких часов на жестком сидении.

– Пойду взгляну на наших доходяг, – сказал я, поднялся и зашагал в следующий вагон.

Пленных охраняло двое парней, а остальные распределились по переднему и заднему вагону. Мы уже где-то час как выехали из зоны, в которой следовало опасаться нападения безумцев, надеющихся отбить у нас арестантов. Даже с учетом того, какой разброд воцарился после похищения командиров, едва ли в Хинду-Индии растеряли всякий здравый смысл и попытаются вторгаться на территорию, которую патрулируют войска Новой Индии, ВС ООН и «Юджин и Круппс».

Вожди фанатиков сидели с мрачными минами и не проронили ни слова, но при этом реагировали на ситуацию по-разному. Когда я зашел в их вагон, кто-то застыл от страха, кто-то дрожал, кто-то пылал гневом, пара человек пыталась держать изначально не присущее им достоинство, а некоторые вообще делали вид, что им плевать. Но открыто сопротивляться, как капризные дети, после нокаутирующих накладок никто уже не пытался.

Один из мужчин заговорил – видимо, догадался, что я лидер группы:

– Молитесь, чтобы ничего не произошло, когда нас запрут. Ведь охранять нас поставят трусов из армии кукольного правительства.

– Сомневаюсь, что даже самым верным подчиненным хватит сил вас отбить, – поделился с ним своими размышлением по этому поводу я. – «Паноптикон» строят крепости не хуже, чем на Алькатрасе.

– Нас что, отдадут в руки частной корпорации?

– Строго говоря, это все равно тюрьма. «Паноптикон» построили ее по заказу правительства Новой Индии для содержания и нравственного исправления заключенных. Только охраняет ее не, как вы выразились, «кукольное правительство», а элитные бойцы ЧВК. И оснащена она по последнему слову техники. Советую не рассчитывать всерьез на побег или освобождение.

Кажется, он не поверил. Я понял по насмешке в его глазах. Видимо, не в курсе, что тюрьмы по всему миру уже давно отдали в частные руки. Он из старшего поколения. Когда мы в отеле в Хинду-Индии запросили справку о личности схваченных, этого человека программа определила как полковника старой армии. Он человек той эпохи, когда государство еще сохраняло большинство своих изначальных функций.

Я не стал ни в чем убеждать полковника и направился в дальний угол. На некотором расстоянии от остальных пленников у зарешеченного окна сидел в одиночестве Джон Пол.

– Надо же, решетки. Где вы только нашли такой поезд? – спросил он, не отрывая взгляда от проплывающих мимо пейзажей, а затем указал на них связанными руками. – Вон, глянь на биллборд!

Мимо пролетел огромный плакат с энергичными на вид, крупными угловатыми знаками – кажется, такие шрифты называются восточноазиатской готикой – и старомодным изображением солдата.

– Этот слоган написал я, – объяснил Джон Пол. – Грамматика геноцида работает вне зависимости от посыла текста. Ее можно включать даже в самый будничный разговор. Но вот с пропагандой и девизами они будто созданы друг для друга. Получается резко усилить воздействие. У грамматики геноцида есть показатель плотности. Так вот, в подобного рода агитках он высокий.

– К чему ты клонишь?

– Задумался, что и ультраправые, и ультралевые политические группировки легко склонить к геноциду. И даже наоборот: необходимые детали геноцида – это ультраправые или ультралевые взгляды.

– Все вывернул шиворот-навыворот. Издеваешься.

– Гм, не без того. Но ведь и сама идея, что можно цепочкой слов подтолкнуть человека к геноциду, попахивает издевательством. – Властитель геноцида пожал плечами.

Над индийскими полями покрывалом нависли желтоватые облака. В просветы пробивались лестницы Иакова, вонзаясь в далекие леса. Те самые, в которых, возможно, до сих пор не прекратились убийства. Казалось, что сам Господь по трубочке потягивает оттуда души невинно убиенных. Наверняка он там, за облаками, примерно такой же, как в скетчах «Монти Пайтона».