Орган геноцида

Как раньше во всех нищих странах воевали на советской технике, в нынешних национальных конфликтах главенство захватил Китай. Их оружие обходилось значительно дешевле американских и европейских образцов, напичканных по последнему слову техники. Большинство калашниковых, которые пользовались неизменным спросом по всему миру, – китайские копии.

Короче говоря, вертолет мог быть чей угодно: Пакистана, Хинду-Индии, Новой Индии или «Юджин и Круппс». Тут я углядел, что на обоих бортах висело что-то, подозрительно напоминающее пулеметы…

– Блу-бой, внимание! С тыла приближается боевой вертолет… – Все это я докладывал уже на бегу, и на последнем слове стена впереди вдруг полетела мне навстречу. Точнее, весь вагон внезапно устремился назад. Я понял, что сработало аварийное торможение, только когда закрутился, точно белье в стиралке, по вращающемуся вагону.

Только потом понял, что потерял сознание. Сколько прошло? Минута? Час?

В ушах пронзительно звенело, и казалось, что все вокруг происходит не со мной. Ах, все как в тот летний день в больнице, когда я убил мать… Тело чесалось. Умный костюм определил, где разрывы ткани, счел, что я в этих местах ранен, и потому пытался остановить кровь, сжимаясь и ослабляясь вокруг повреждений.

Сиденья торчали по правую руку, потолок вагона оказался по левую. Я спокойно прислушался к ощущениям, определяя, куда направлена сила тяготения.

Казалось, меня заперло в мире, состоящем из одного зрения. Что передо мной? Вертикальное или горизонтальное? Пассажиров навалило на окно. И Уильямса тоже. Из-под груды человеческих тел торчала окровавленная рука. Где-то я, кажется, видел такую картину, но почему-то не мог припомнить, где.

Наконец издалека донесся шум, похожий на взрыв фейерверков.

А, выстрелы. Попытался пошевелиться. Весь в синяках, но, к счастью, вроде ничего серьезного. Я понимал, что больно, и даже понимал где, но поскольку не чувствовал, то двигался как обычно. Выбрался из вагона через заднюю дверь.

Рельсы перед нами уехали далеко направо.

А вот передние вагоны отбросило меньше. Нас, видимо, прокатила по земле центробежная сила. Сцепки порвались, и нами выстрелило, как из пращи. Боюсь даже представить, докуда долетели те, кто сидел на крыше. Весь поезд перевернуло. В голове гудело, но я видел, что передние вагоны в огне, а над землей завис, вращая лопастями, черный кусок металла. Тут и там мелькали люди, и в их отточенных, красивых движениях угадывалась стальная выучка спецназа.

Перед глазами пролетела пуля.

Я тут же спустился с небес на землю и спрятался за перевернутым вагоном. С такого расстояния и из-за камуфляжа казалось, будто там рыщут призраки. Я запустил режим дополненной реальности: предположил, что если товарищи остались в живых, то сражаются с нападающими, потому вызвал данные об их состоянии.

Вчитываться в имена времени не хватало. «Остановка сердца, нет реакции». Передо мной плясали одинаковые строчки. Многим оторвало руки, переломало кости. Строго говоря, про меня программа писала то же самое, но я-то знал, что в порядке, потому показаниям умных костюмов не верил.

– Блу-бой, Блу-бой, ответьте!

Никто не отозвался.

Не вылезая из-за вагонов, я осторожно, но как можно быстрее переместился ближе к эпицентру боя. Те пассажиры, что пришли в себя, кричали и стонали, и их голоса сплетались в странную музыку. Наверное, именно этот звук парни с нашивкой «E» называли «лигети». Многие выползали из вагонов и пытались бежать в сторону леса. Кому-то все же повезло.

Однако как раз тут у раненого мужчины, который пробежал передо мной, разнесло голову. Видимо, целились в меня.

Я тут же вжался в вагон и снова попытался связаться с ребятами Леланда.

– Блу-бой! Блу-бой, ответьте!

– Егерь, ты? – прозвучал неожиданно бодрый голос.

Забыл назвать собственный позывной.

– Да! Я от вас в четырех вагонах. Доложите обстановку!

– Локомотив взорван, – все так же резво отчитался Леланд. – Как только поезд перевернулся, спустился десант. Вступили в схватку. Мы заперты в перевернутом вагоне. От пулеметов все в решето.

Мне вспомнился фильм с Клинтом Иствудом. Там еще расстреляли автобус. Детектив, которого играет Иствуд, спасает девицу, важную свидетельницу, от продажных копов. И по ассоциации я вспомнил, что нам надо спасать Джона Пола.

– А пленные?..

– Не знаю. Нас заперли тут, соседний вагон не вижу. Но охранники не отвечают. Система говорит, что погибли. Когда я попытался высунуться, мне отстрелили левую руку, – совершенно спокойно отрапортовал Леланд абсолютно отчаянную ситуацию. Меня невольно пробрал смех. Я знал, что он не шутит. Просто мы сейчас настроены знать о боли, но ее не чувствовать. В нашем отряде боль спрятана под маскингом. Из обрубка, несомненно, хлестала бы кровь, но умный костюм наверняка пережал сосуды. Неровен час, так опомниться не успеешь, как окажется, что тебе голову снесли.

– Больно?.. – на автомате спросил я.

Леланд, наверное, поразился такому вопросу, мне даже показалось, что он фыркнул.