Ориентализм

Французский философ Гастон Башляр[237] как-то проанализировал то, что он назвал «поэтикой пространства»[238]. Внутренне пространство дома, писал он, сообщает чувство близости, секретности, безопасности, реальной или воображаемой, на основе опыта, кажущегося соответствующим. Объективное пространство дома, его углы, коридоры, подвал, комнаты, гораздо менее важно, чем то, что наделено поэтическим смыслом. Обычно оно обладает воображаемой, или метафорической, ценностью, которую мы можем назвать и почувствовать: дом может быть домом с призраками, уютным, похожим на тюрьму или магическим. Таким образом, пространство приобретает эмоциональный и даже рациональный смысл благодаря своего рода поэтическому процессу, в ходе которого пустые или безымянные пределы обретают для нас смысл. Тот же процесс происходит и со временем. Многое из того, что ассоциируется или даже то, что, мы знаем о таких периодах, как «давным-давно», «начало» или «в конце времен», является поэтической конструкцией. Для историка Египта, занимающегося эпохой Среднего царства, «давным-давно» будет иметь очень ясный смысл, но он не способен полностью рассеять то воображаемое, квазибеллетристическое свойство, которое, по ощущениям, скрывается во времени, очень отличном и далеком от нашего. И нет никакого сомнения в том, что воображаемая география и история помогают разуму обострить собственное самоощущение, увеличивая расстояние и усиливая разницу между тем, что близко, и тем, что далеко. В неменьшей степени это относится и к тому чувству, которое мы зачастую испытываем, думая, что чувствовали бы себя в большей степени «дома» в XVI веке или на Таити.

И всё же нет смысла делать вид, что всё, что мы знаем о времени и пространстве или, вернее, об истории и географии, является в большей степени воображаемым, чем в каких-либо других областях. Существуют, например, позитивная история и позитивная география, которые в Европе и Соединенных Штатах добились впечатляющих успехов. Сегодня ученые знают о мире, его прошлом и настоящем больше, чем, к примеру, во времена Гиббона[239]. Однако это не значит, что они знают всё, и, что еще важнее, это не значит, что их знание эффективно развеяло представления воображаемой географии и истории, о которых я говорил. Нам не нужно здесь определять, проникает ли такое воображаемое знание в историю и географию или же оно каким-то образом превалирует над ними. Давайте пока скажем, что оно существует как нечто большее, чем то, что кажется лишь позитивным знанием.

В Европе Восток почти с самого начала времен был чем-то большим, чем то, что было известно о нем эмпирически. По крайней мере до начала XVIII века, как изящно продемонстрировал Р. У. Саутерн[240], европейское понимание одной из восточных культур – ислама – было невежественным, но сложным[241]. Поскольку определенные ассоциации с Востоком (East) – не совсем уж невежественные, но и не вполне грамотные – всегда, кажется, собирались вокруг понятия Востока (Orient). Рассмотрим сначала линию, разделяющую Восток и Запад. Она кажется довольно явной уже во времена «Илиады». Две из наиболее серьезных влиятельных характеристик, связанных с Востоком, проявляются уже в «Персах» Эсхила, самой ранней из дошедших до нас афинских пьес, и в «Вакханках» Еврипида, самой поздней из них. Эсхил передает ощущение бедствия, охватившее персов, когда они узнали, что их армии под предводительством царя Ксеркса были уничтожены греками. Хор декламирует следующую строфу:

Вся стонет Азия теперь,
Осиротевшая земля:
«Повел их за собою Ксеркс,
Их гибели виною Ксеркс,
Всё это горе неразумный Ксеркс
Уготовил кораблям.
Почему, не зная бед,
Правил Дарий, древних Суз
Повелитель дорогой,
Славных лучников начальник?»[242]

, [243]

Здесь важно то, что Азия говорит через и от имени силы воображения европейцев, которые представляются победителями над Азией, этим враждебным «другим» заморским миром. Азии приписываются чувства пустоты, утраты и катастрофы, что кажется своего рода отмщением за вызов Востока Западу; а также стенания о том, что когда-то, в славном прошлом, Азия жила лучше, сама одерживая победы над Европой.