– Многое, – сказал Коростель. – Разумеется, ничего идеального не бывает. Но конкуренция зверская, особенно то, что делают русские, японцы и, конечно, немцы. И шведы. Но мы не сдаемся, наши продукты считаются надежными. Сюда приезжают люди со всего мира – искать нужный товар. Пол, сексуальная ориентация, рост, цвет кожи, цвет глаз – все можно заказать, сделать или переделать. Ты представить не можешь, какие тут деньги крутятся.
– Давай выпьем, – сказал Джимми. Он подумал о своем гипотетическом брате, о том, который еще не родился. Интересно, отец с Рамоной тоже ездили сюда искать нужный товар?
Они выпили, потом зашли куда-то поесть – настоящие устрицы, сказал Коростель, настоящее японское мраморное мясо, редкое, как бриллианты. Стоило, наверное, целое состояние. Потом они посидели еще в парочке мест и наконец зависли в баре, где показывали минет на трапециях, и Джимми выпил что-то оранжевое, светящееся в темноте, а потом еще парочку таких же. Потом он долго рассказывал Коростелю про свою жизнь – нет, про жизнь матери, – одно длинное вывернутое предложение, оно все тянулось у него изо рта, как жвачка. А потом они оказались еще где-то, на огромной кровати, покрытой бескрайним зеленым атласом, их обрабатывали две девушки, в блестках с ног до головы, блестки были приклеены прямо на голое тело и мерцали, словно чешуя виртуальной рыбы. Джимми никогда не встречал женщин, которые умели проделывать со своим телом такое.
Там ли возникла тема работы или раньше, в каком-то баре? Наутро ему не удалось вспомнить. Коростель сказал
«НегаПлюс»
В понедельник утром, после выходных с Коростелем, Джимми вернулся в «НоваТы», чтобы угробить еще день на торговлю словами. Он укурился в никуда, но надеялся, что это не слишком заметно. «НоваТы» поощрял употребление различных химических веществ клиентами, которые за это платили, но начальство не одобряло употребление подобных веществ работниками компании. Логично, думал Джимми: в стародавние времена бутлегеры редко пили. По крайней мере, он об этом читал.
Перед работой он зашел в туалет и глянул на себя в зеркало: он походил на выблеванную пиццу. К тому же опоздал, но в кои-то веки никто не заметил. Неожиданно откуда-то появился босс и еще какое-то начальство, такое высокопоставленное, что Джимми и не догадывался о его существовании. Ему жали руку, его похлопывали по спине, ему всучили стакан с чем-то похожим на шампанское.
Ему говорили, как рады были с ним работать, какой вклад он внес в развитие «НоваТы» и как они желают ему всего самого лучшего на новом месте, и, кстати говоря, наши поздравления, самые теплые и искренние! Его выходное пособие будет немедленно переведено на его счет в «Корпорабанке». Очень щедрое выходное пособие, куда щедрее, чем зарплата, которую он получал, потому что, если честно, друзья в «НоваТы» хотят, чтобы у Джимми остались о них исключительно теплые воспоминания. Особенно когда он займет свою новую, великолепную должность.
Какова бы эта должность ни была, думал Джимми, садясь на герметизированный скоростной поезд. Поезд подали специально для него, все его вещи уже собрали – специальная бригада, сделали все по высшему разряду, не беспокойтесь. Он еле успел попрощаться с любовницами, а прощаясь, узнал, что каждую из них Коростель уже втайне уведомил о его отъезде – оказывается, у него длинные щупальца. Как он узнал про любовниц? Мог взломать почтовый ящик Джимми – легко. Но зачем так напрягаться?
От слова «был» Джимми стало не по себе. Он же не умер, в конце-то концов.
Первую ночь в ОП «Омоложизнь» Джимми провел в гостинице для крутых посетителей. Он обнаружил мини-бар и налил себе выпить, чистый скотч, настоящий, лучше не бывает. Потом сидел и глазел в венецианское окно, рассматривал пейзаж, хотя особо ничего не было видно, кроме огней. Он различил купол «Пародиза», огромную полусферу, подсвеченную снизу прожекторами, но еще не знал, что это такое. Решил, что это каток.