Орион

«Зорг.  А  если  все-таки  они  получат  ваши  формулы?  Вы  пред­ставляете, что будет, если завтра атомная энергия сделается оруди­ем  кучки  хищников?  Они  получают  безраздельное  господство  над всем миром...  Они обрушатся  на Советский  Союз,  на рабочих.  Они отбросят  человечество  на  сотни  лет  назад...

Ромэд.  Вы  знаете — я  об  этом  не  думал.  Это  как-то  выпало у  меня  из  головы...»

Разве нет переклички между этим диалогом, сочиненным более полувека  назад,  и  сегодняшним  интервью  лауреата  Нобелевской премии  британского  физика  М.  Уилкинса,  к  которому  обратился журнал  «Нувель  обсерватер»:

«Вопрос.  Во время  второй  мировой  войны  вы  принимали учас­тие в осуществлении «проекта Манхеттен», то есть в создании бом­бы, сброшенной на Хиросиму. Сожалеете ли вы об этом? Чувствуе­те  ли  вы  себя  частично  ответственным  за  происшедшее?

Ответ.  ...Не  один  год  впоследствии  я  думал  над  тем,  какую роль  пришлось  мне  сыграть  в  этой  истории.  И  пришел  к  выводу, что не должен  был  участвовать в создании  бомбы.  Сегодня я  абсо­лютно  уверен,  что  настоящей  мишенью  для  этой  бомбы  была  не Япония,  а Советский  Союз.  Замысел  состоял  в том,  чтобы  послать таким  образом  предупреждение  коммунизму.  Хиросима  ознаме­новала  не  завершение  второй  мировой  войны,  а  начало  «холодной войны»...»

В  «Бунте  атомов»  германский  физик-реваншист Флинднер  за­жигает  в  своей  лаборатории  атомный  огонь,  который  не  может погасить.  Пылающий  шарик  вырывается  из  стен  лаборатории и  начинает гулять по  Европе,  все время увеличиваясь в  размерах. Фантаст  не  знал,  что  цепная  реакция  протекает  в  доли  секунды, его шар через неделю достигает всего 30 метров.  И  тем  не менее  — Европа в панике.  «Процесс, начавшийся две недели назад в Берли­не,  уже  не может быть остановлен  никакими  силами»,— смятенно кричат  газетные  заголовки  на  Западе.  «Правда»  придерживается другого тона:  «Слово за наукой, она должна оценить размеры опас­ности  и  указать,  как  с  ней  бороться».  Обратим  внимание,  что подобной  фразы  в  уэллсовской  «Войне  миров»  нет,  с  марсианами сражаются  все  кто  угодно,  только  не  ученые.  Отношение  к  науке резко изменилось, хотя прошло всего четверть века. В конце концов советским  физикам  удалось поймать огнедышащий  клубок  в элек­тромагнитный  капкан  (таким способом сейчас пытаются удержать термоядерную  плазму)  и  гигантским  зарядом  взрывчатки  выбро­сить его за пределы атмосферы.  Удача этого романа не только в от­личной  научной  предпосылке,  но  и  в  тщательно продуманной,  так сказать,  интерференционной  картине  тех  социальных  волн,  кото­рые были возбуждены этим событием.  Трудно понять,  почему этот роман,  остающийся  злободневным  и  сегодня,  не  разу  не  пере­издавался*.

6

Фантастика развивалась и по географическому, если так можно сказать,  руслу.  Перед  гражданами  нового  Советского  государства распростерлась огромная и далеко еще не открытая страна. Отдель­ные экспедиции на ее окраины  —  Козлова,  Пржевальского, других отважных  путешественников —  приносили  сенсационные  резуль­таты,  но  они  были  именно  отдельными.  Только  после  революции и  пришло  время  комплексного  изучения  собственной  страны,  ее богатств,  народов, ее населяющих.  Не верится, что лишь в 20-х  го­дах  С.  Обручевым  (сыном  В.  Обручева,  автора  «Плутонии»)  был открыт  самый  крупный  в  Восточной  Сибири  горный  хребет,  наз­ванный им хребтом Черского. Немало удивительного открыли и со­ветские этнографы.  Но прежде чем до таинственных окраин и заб­рошенных  уголков  добралась  официальная  наука,  они  были  «от­крыты»  приключенческой  фантастикой,  лишний  повод  убедиться в  том,  что  фантастика —  это  не  парение  в  эмпиреях,  а  прямой и  непосредственный  отклик  на  окружающую  жизнь.

Тема  «затерянных  миров»  долго  занимала  прочные  позиции в  нашей  фантастике.  Ее  герои  открывали  первобытные  племена на  неведомых  островах  («Земля  Санникова»  В.  Обручева),  нахо­дили  в  неприступной  тайге  поселения  отрезанных  от  внешнего мира  потомков  разинских  мятежников  («Сказание  о  граде  Ново-Китеже»  М.  Зуева-Ордынца),  добирались  до  легендарной  «Стра­ны  Семи Трав»  (Л.  Платов),  сталкивались с  мамонтами  в  кратере вулкана  («Кратер  Эршота»  В.  Пальмана)...  Многие  из  подобных произведений  были  написаны  позже,  но  утвердила  тему  также фантастика  20-х  годов.

Вот  совершенно  забытый,  но  весьма  характерный  для  этого круга  книг  роман  А.  Адалис  (впоследствии  очень  известной  пе­реводчицы)  и  И.  Сергеева  «Абджед  хевез  хютти...»  (1927).  Слова эти,  звучащие  как  мистическое  восточное  заклинание,  расшифро­вываются  просто  как  названия  арабских  букв.  Книга  соединила в себе новые советские реалии, понятия, слова с приемами и оборо­тами  традиционного  романа  приключений.