Орион

По труднодоступным ущельям Памира, где в некоторых местах еще  и  не  слышали о  Советской  власти,  со  множеством  приключе­ний  бредет  случайно  собравшаяся  группа,  состоящая  из  двух молодых москвичей, решивших поискать романтики в дни отпуска, девушки-украинки и юноши-узбека, сбежавших с ними  из родных сел,  чтобы  отправиться  в  новую  жизнь,  бывшего  белогвардейца, отколовшегося  от басмачей,  и  двух  английских  летчиков,  которые перелетели  в  Туркестан  из  Индии  через  Гиндукуш,  спасаясь  от ареста  по  обвинению  в  коммунистической  деятельности,— интер­национальная тема была в фантастике тех лет почти обязательной.

После долгих блужданий эта разношерстная компания попадает в  плен  к  маленькому  замкнутому  обществу  странных  неулыбающихся людей,  обладающих чрезвычайно высокой культурой и тех­никой,  настолько  высокой,  что  сигналы  их  радиостанции  были приняты  остальным  миром  за  сигналы  с  Марса.  Когда  тайна  рас­крылась,  оказалось,  что  это  колония  прокаженных,  скрывающих под  косметической  маской  изуродованные  черты  лица.  Они  боят­ся  человеческого общества  и  хотят  сами  найти средства спасения, а потому их случайные спутники обречены на пожизненное заклю­чение  в  сердце  гор.  Разумеется,  им  удается  бежать  и,  разумеется, с  помощью влюбленной  женщины:  ведь  перед нами  «роман  прик­лючений».  Вот  только  формулу  одного  из  достижений  прокажен­ных  ученых —  усыпляющего  газа,  который  мог  бы  прекратить  на Земле  войны,  герои  по  дороге,  к  большому  сожалению,  утрачи­вают...

7

К географической фантастике близки два романа выдающегося геолога  и  путешественника  академика  В.  А.  Обручева —  «Земля Санникова»  и  «Плутония»  (1924—1926).

Строго  говоря,  только  такая  фантастика  и  заслуживает  эпите­та  «научная»,  потому  что  в  ней  главной  задачей  автора  была  как раз пропаганда определенных научных положений. В этих романах В.  Обручев  решил  познакомить  юношество  с  доисторическим прошлым Земли, оживить палеонтологический музей в одной кни­ге и рассказать про обитателей ледникового периода и людей камен­ного века в другой,  что он  и  сделал  с  большим  мастерством  и зна­нием  предмета.  В  «Плутонии»  использована  старинная  гипотеза о наличии гигантской полости внутри земного шара с собственным светилом,  в  которой  якобы  и  сохранились  с  незапамятных  времен царство птеродактилей и динозавров.  Более правдоподобно предпо­ложение автора о существовании в арктических льдах неизвестного острова,  обогреваемого  тлеющим  вулканом.  Если  быть  после­довательным,  то  обе  книги  должны  в  первую  очередь  рассматри­ваться в истории научной  популяризации.  В  ней они займут подо­бающее им  место благодаря оригинальности подачи  и  живости из­ложения.  В истории фантастики они находятся на более скромной ступени,  хотя  переиздаются  по сей  день  из-за  основательности  их научного багажа. Других задач автор перед собой не ставил, поэто­му,  скажем,  его  путешественники,  забирающиеся  в  недра  Земли или достигшие таинственного острова,— это безликие экскурсанты, которых  проводят  вдоль  музейных  диковин:  Каштанов,  Маншеев,  Громеко,  Горюнов,  Ордин  и  вождь  онкилонов —  все  на  одно лицо.

Романы  В.  Обручева  находятся  в  определенной  литературной традиции,  Сам  автор  говорил  о  том,  что  написал  «Плутонию»  как отклик на роман Ж. Верна  «Путешествие к центру Земли», а «Зем­лю Санникова»  — на роман  чешского писателя  К.  Глоуха  «Закол­дованная  земля»,  в  которых  его  возмутили  некоторые  научные несообразности.  Но,  критикуя  французского  фантаста,  скажем,  за то,  что  его  герои  проникают  внутрь  Земли  невероятным  путем  — через жерло потухшего вулкана,  В.  Обручев сам  тут же  отступает от строгих  научных  установлений.  Чем  его допущение  о  пустоте­лой Земле лучше, научнее спуска через вулкан?  Но между прочим, именно  в  этом  «ненаучном»  предположении  заключена  самая интересная,  самая  увлекательная  сторона  «Плутонии».  Логика художественного  повествования  подчинила  себе  автора.

Ближе всего В.  Обручев стоит к  «Затерянному миру»  А.  Конан Дойла.  И  хотя  по  научной  достоверности  английский  романист уступает советскому академику, но гипотеза Конан Дойла о неприс­тупном  плато  в  амазонской  сельве  выглядит  много  естественнее, и, к сожалению, таких героев, как в  «Затерянном мире», у В. Обру­чева нет.  Кстати сказать,  сам  В.  Обручев,  говоря о  воздействии  на него  приключенческой  и  фантастической  литературы,  выделял в  ней  прежде  всего  не  познавательную,  а  как  раз  человеческую сторону:

«...Родители  стали  покупать  нам  сочинения  Майн-Рида  и Жюля Верна. Мы мысленно одолевали льды Арктики, поднимались на высокие горы, опускались в глубины океанов, изнывали от жаж­ды в пустынях, охотились за слонами, львами  и тиграми,  переживали  приключения  на  таинственном  острове...