«Орки» с Востока. Как Запад формирует образ Востока. Германский сценарий

С текстами и изображениями можно обходиться совсем иначе. Пресловутый восточно-западный литературный спор и восточно-западные перебранки об изобразительном искусстве представляются продолжением холодной войны, только другими средствами.

8.1. Стирание текстовой памяти

С явно стратегическим расчетом Ульрих Грайнер пишет в ZEIT от 2 ноября 1990 года о литературе ГДР и, в частности, о произведениях Кристы Вольф: «Речь идет об интерпретации литературного прошлого и навязывании определенной трактовки. И это не умозрительный вопрос. Кто определяет прошлое, тот определяет и будущее»[204]. То есть речь ведется об исключительной привилегии толкования и абсолютном доминировании в дискурсе, а также, чего Грейнер не замечает, об эстетической нормативности. Он единодушен с Франком Ширмахером из FAZ, Карлом Хайнцем Борером из Merkur и Хайо Штайнертом из Weltwoche в том, что эта литература была не чем иным, как «эстетикой убеждения», даже «китчем убеждения», а именно «смесью идеализма и нравоучительства», в которой морализаторство похоронило эстетику. То же самое я могу инкриминировать и западногерманской литературе, особенно «Группе 47» и ее окружению, но якобы только в ГДР это было нормой, а Криста Вольф – ее худшее проявление[205]. Хотя в те времена в восточной литературе звучали и протестные голоса, но, глядя из сегодняшнего дня, понимаешь, что Грейнер и компания, не замечая их, потрудились на славу в этом западно-восточном литературном споре, поскольку литература ГДР так и не оправилась от нанесенного ей удара. Об этом убедительно свидетельствуют школьные учебные программы и аннотации к дисциплинам в немецких университетах, то есть институционализированные традиции. Литература ГДР ведет здесь лишь призрачное существование, если вообще встречается помимо Брехта и Хайнера Мюллера[206]. Таким образом, текстовая память оказалась успешно повреждена, если не стерта.

Еще 25 февраля 1992 года Кристоф Хейн писал по этому поводу издателю Эльмару Фаберу: «Были и по-прежнему предпринимаются самые разнообразные попытки отменить восточногерманских писателей»[207]. Тогда же кроме чисто литературного спора были развязаны кампании против Кристы Вольф и Хайнера Мюллера, Штефана Хермлина и других. Особенно подлым стал ложный донос на Стефана Гейма как якобы агента Штази. Десять лет спустя поднялась кампания и против самого Кристофа Хейна, перед его назначением на должность художественного руководителя Немецкого театра в Берлине. Это чудовищное свинство Хейн со всей остротой отобразил в тексте с красноречивым названием «Негр». Разумеется, ни при каких обстоятельствах таким знаменитым театром не может руководить восточный немец! «Верховный приказ на открытие огня»[208] по Кристофу Хейну возымел успех; руководство взял на себя западный немец, который, между прочим, сам заседал в выборной комиссии. Коррупция? Злая шутка?

Нет, немецкая реальность как холодная, циничная нормальность и по сей день.

Из соображений экономии места я не стану оценивать этическую, эстетическую и антропологическую ценность литературы ГДР, но хочу отметить, что, за исключением Марселя Райх-Раницкого, ни один из критиков (между прочим, все мужчины) никогда в своей жизни не проявлял такого мужества и смелости, как «государственная писательница» Криста Вольф в условиях диктатуры и против диктатуры. Не она ли в дебатах на 11-м пленуме в 1965 году, молодая женщина среди сборища старых «железных» идеологов, резко критиковала партийную цензуру, не она ли в 1976 году в числе первой дюжины подписала письмо протеста против лишения гражданства Вольфа Бирмана – и это лишь немногие примеры ее противостояния. Ее гражданское мужество значительно перевешивает вынужденное трехлетнее взаимодействие со Штази, где ее, кстати, зачислили в разряд «непригодна». Даже ее неприятие объединения Германии не отменяет этих фактов. И не признавать ее литературных достижений, таких как «Размышления о Кристе Т.» и тем более «Нет места. Нигде», не видеть в них радикального противостояния репрессивным условиям в «восточном лагерном блоке» (Имре Кертес) означает либо элементарную злую волю, либо полное невежество, либо интеллектуальное банкротство ее критиков. Легко, по-видимому, судить с точки зрения сытой западногерманской буржуазии. Лев Копелев совершенно справедливо обвинял критиков в «мелочной злобности и оторванности от реальности». (Вот уж никогда не думал, что однажды напишу апологию Кристы Вольф. Для меня самого это столь же удивительно, сколь и до́лжно.)