«Орки» с Востока. Как Запад формирует образ Востока. Германский сценарий

Тест на примере: Вольфганг Ульрих против Нео Рауха

16 мая 2019 года искусствовед и художественный критик Вольфганг Ульрих публикует в ZEIT статью под названием «На темной делянке», в которой, в рамках проверки убеждений, критикует нескольких восточно-немецких художников за то, что они поддерживают и даже разделяют «мировоззрение правых». Даже у Нео Рауха он находит «мотивы правого мышления», а поскольку тот широко известен, стало быть, и способствует «больше, чем другие, сдвигу политического климата»[217]. Жесткую отповедь Нео Раух дает незамедлительно, написав и представив в редакцию картину «Говнописец» (Der Anbräuner) – портрет критика в обсценном и унизительном виде. В ответ Ульрих пишет книгу Feindbild werden. Ein Bericht («Портрет врага. Отчет»). В ней он изображает противостояние критика и художника как часть всеобъемлющего «нового конфликта между Востоком и Западом» – так гласит анонс книги, выпущенной издательством Wagenbach Verlag в 2020 году. Фактически этот спор есть парадигматический случай[218] трений между Западом и Востоком.

Уже в предисловии Ульрих обозначает проблему: она в том, что «западно-немецкий критик» высказался о «восточно-немецком художнике»[219]. Что это также и яркий пример нарастающего «размежевания и агрессии между Востоком и Западом»[220]. Посему он спрашивает себя, есть ли у него, западного немца, то есть «представителя привилегированного большинства», право говорить о восточном немце, подобно тому как «сомнительно право белого интерпретировать опыт чернокожих или спорно мнение гетеросексуала об отношениях гомосексуалистов и транссексуалов, которые воспринимают его как форму агрессии…»[221]. Тем не менее спустя тридцать лет после падения Берлинской стены должен был найтись такой человек, как он, чтобы схватиться с кем-то вроде Нео Рауха. Иначе художник, дескать, способствовал бы «дальнейшему расширению трещины между Востоком и Западом»[222].

В первый момент так и хочется согласиться с Ульрихом, но на втором тормозишь. Он обозначил лишь половину проблемы. А вторая половина в том, что он не просто пишет о Нео Раухе и двух других художниках Востока, а пытается задвинуть Нео Рауха в нацистский угол, следуя привычному для Запада принципу: отвести всему Востоку правый угол и в конечном итоге объявить всех его обитателей нацистами, расистами и шовинистами. Но чтобы обосновать столь тяжкое обвинение, нужно по меньшей мере предъявить доказательства. То есть этот спор не эстетический диалог художника и критика, рутинно, ежедневно и ежечасно происходящий в мире искусства, а политический донос, на который Нео Раух адекватно отреагировал и выставил доносчика во всей красе на всеобщее обозрение. Он сам в одной газетной статье называет свою картину – не будем здесь ее толковать – «единственным неподсудным эквивалентом заслуженной пощечины»[223].

Статьей в ZEIT Ульрих в обычной манере продемонстрировал приоритет западной точки зрения на Восток. А Нео Раух своим полотном лишил его этого приоритета. Последовавшая за этим книга Ульриха – явная попытка восстановить привилегию на интерпретацию даже тогда, когда он самокритичен и вдумчив.

Есть еще один аспект, который Ульрих полностью игнорирует, но который очевиден, если вообразить себе обратную ситуацию: восточный искусствовед обрушился бы с аналогичными нападками на всемирно известного западного художника и уготовил ему нацистский угол. Какой поднялся бы вселенский шум, машина делегитимации заработала бы во всю мощь – вот вам один из возможных сценариев. Однако ближе к реальности другой: восточно-немецкий искусствовед – буде таковой в природе – не нашел бы общенемецкой площадки, на которой он мог бы высказаться и быть услышанным. Ведь инициированный Паулем Кайзером «Дрезденский спор об искусстве»[224] в конечном итоге остался локальным делом «Востока». Но этот дискурсивный и медийный разрыв как зеркальная проекция всей ситуации Ульриху просто не приходит в голову. В принципе как раз небезразлично, что западный критик пишет о восточном художнике, так же как в девяностые годы немаловажно было, что западные литературные критики писали о восточных писателях – да и по сей день пишут – в условиях «коммуникативной асимметрии», проанализированной Стефаном Пабстом[225]. Хотя «критический» персонал сменился, он остался полностью западно-немецким. В обществе, которое видит и описывает себя как свободное, в идеале все могут говорить обо всем и со всеми, но всегда в отражении собственного четко обозначенного позиционирования и в соотнесении с ним, ибо только так можно обойти схему «норма – отклонение» и договариваться на основе потенциально лучших аргументов.