«Орки» с Востока. Как Запад формирует образ Востока. Германский сценарий

Без сомнения, в повседневной жизни между Западом и Востоком существуют дружба, партнерство, сотрудничество, перемешивание во всех мыслимых сферах. Это проживается в непосредственной реальности. Иначе нельзя, спустя более чем тридцать лет это было бы безумием. Однако за такой отсылкой теряется проблема, поскольку она прикрывает крайне неравномерно распределенные конституционные условия сложившейся реальности. Дифференциация здесь означает не видеть за деревьями леса и считать статус-кво «естественным порядком вещей». Два уровня, быт и устройство общества, не тождественны друг другу. На втором уровне одни владеют почти всем, другие – почти ничем; одни имеют право голоса, другие – нет; у одних та же работа оплачивается гораздо выше, чем у других, и наследуют они не в пример больше, что усиливает неравенство. Разве об этом не надо напоминать?

Запад пытается определять, что допустимо говорить. И когда это не удается, когда не хватает аргументов против голых фактов и цифр, он норовит по меньшей мере указать, как нужно говорить. Поэтому повторюсь: скандальна реальность, а не мой тон. Я настаиваю на методе обострения, чтобы что-то вообще попало в поле зрения, чтобы напомнить: привычное еще не значит приемлемое, а известное не то же, что познанное. Так, тон может быть и диссонансом, и новой музыкой, и он определенно относится к делу. Иначе человеку не осознать диапазон проблемы и не понять, что представительная демократия находится под угрозой, если пять федеральных земель, с одной стороны, адекватно не представлены и отстранены от участия в жизни государства, а с другой – ощущают себя лишенными соразмерной доли в общенациональном богатстве.

Высказывания Востока, если они и появляются публично, почти всегда воспринимаются Западом как отклонение от «нормы»: «чудны́е» по манере и диалектной окраске, а по сути – «жалостливое нытье» или «беспардонность», если повышается тон. Дело вовсе не в том, что Восток молчит или ему не дают слова, но каждое его выступление подспудно или во всеуслышание обесценивается Западом. Однако Восток должен обрести публичную сферу, которой у него не было и нет, ни до 1989 года, ни после, и которая прежде всего должна стать естественной, чтобы голос Востока звучал полноправно. В борьбе за общественное признание, по мнению социального философа Акселя Хоннета, «задача и дело самих участников – кропотливая работа над экспрессивной и языковой культурой своего социального сообщества, пока их собственный опыт не будет более или менее адекватно артикулирован»[250]. Здесь Востоку предстоит еще многое сделать. Когда Запад сам с собой ведет беседу о Востоке, Восток слушает, а когда говорит Восток (даже не важно о чем), Запад пропускает мимо ушей – ему без разницы. Вот почему Восток должен наконец найти путь к формированию общего пространства для публичных выступлений и дискуссий, где Запад и Восток смогут встречаться на равных. Помимо этого, Востоку пора уже поговорить с собой о себе хотя бы для того, чтобы ему не Запад рассказывал, кто он такой, этот «Восток», а чтобы он сам рассказал свою историю.

Говорить и быть услышанным – вещи разные. Быть услышанным – значит реализовать право на участие в общественной жизни. Хоннету не удалось объяснить, почему (до сих пор) речь Востока заведомо кажется чудно́й, непривычной и неадекватной и поэтому не воспринимается Западом, зато этот феномен прекрасно укладывается в теорию «неслышания» Рансьера. Согласно его теории, все политическое имеет и чувственное измерение, то есть эстетическую составляющую. Если на первый план выходит эстетическая неординарность восточной речи, маркируемой как «нытье», то эта речь воспринимается как политическая бессмыслица, «белый шум», ибо «язык проблем» не вписывается в «язык приказов»[251]. Рансьер описал это явление на примере рабочих движений XIX века, но, по его мнению, его можно наблюдать на всех начальных этапах социальных движений.

Обвинение в «нытье» теперь равнозначно обвинению в «шуме» в политическом и социальном пространстве[252]. И речь даже не о содержании, а о самом факте высказывания. «Нытье» и «шум» здесь в конечном счете синонимы понятия «язык проблем», то есть тех непривычных западно-немецкому уху социальных артикуляций, которые не желают признавать, которые поначалу воспринимаются как шумовой фон, неотделимый от нытья «обездоленных» (Рансьер) с их надоедливыми жалобами на всякие там несправедливости и ущемление интересов. Обездоленные, лишившиеся в значительной степени права голоса, должны мириться не только с тем, что они были, есть и будут безгласны, но и с тем, что их редкие появления на публике всегда под прицелом критики и вызывают только смех. При этом эстетически непривычное постоянно принимается за политически иррациональное и морально ущербное. Поэтому и Востоку пора наконец успокоиться и не устраивать шум. По-настоящему все только начинается.