— Гм, я думал — это парень, а это — девушка. Наша, рыбинская, девушка. Послушайте, товарищ командир. — И стал читать:
"Это произошло в прошлом году. Комсомолка Валя Серухина пешком ушла на фронт. Одиннадцать суток шла. Три раза ее возвращали назад, но Валя настояла на своем. Так и попала она на фронт".
Борис читал о девушке и представлял свою жизнь. Как и Валя, он ушел из дома, из Рыбинска, на фронт с твердой целью: защищать Ленинград. Правда, до Ленинграда не дошел — встретил вот этот полк.
— Валя Серухина известна всему фронту, — сказал командир. — О ее подвигах писали в газетах еще в прошлом году. Да ведь и ты у нас герой.
Борису хотелось сказать за себя и за Валю. Потому он ответил:
— Мы из Рыбинска, товарищ командир. У нас в Рыбинске все такие…
Каким же был Борис?
— А вот смотрите. — Мария Ивановна показывает пожелтевшую фотографию.
На стуле сидит худенький ребенок с балалайкой в руках. Запоминаются не по-детски серьезные глаза.
— А через год на фронт убежал, — вздыхает мать. — Какой, думаю, из него солдат? Отца Боря не помнил: Михаил Яковлевич умер двадцати семи лет. Боря рос с отчимом. Очень они любили друг друга. Дружили. Альберт мне всегда говорил: "Маруся, береги Борьку — он станет твоей правой рукой".
Борин отчим погиб в первые дни войны.
Почти каждое письмо к матери Гаврош заканчивал словами: "Не беспокойся, я жив и здоров. Вернусь домой с победой! "
Но судьба распорядилась иначе. Жжет руки матери похоронная:
"Красноармеец-доброволец Новиков Борис Михайлович убит 12 июля 1942 года, похоронен на дивизионном кладбище у деревни Язвищи Лычковского района Ленинградской области" (сейчас эта деревня входит в Валдайский район Новгородской области. —
Потом в Рыбинск пришло еще одно письмо:
"…Ваш сын Боря — герой, настоящий патриот нашей Родины, с первых же боев показал себя храбрым, отважным, за что награжден медалью "За отвагу". Над гробом вашего сына Бори мы все поклялись отомстить мерзавцам за смерть дорогого воспитанника.
Трудно вам, дорогая Мария Ивановна, пережить эту утрату, но недалек тот час, когда мы предъявим большой счет мерзавцам за все зверства, потери и разрушения, которые они нанесли нашей славной Родине. Ваш сын похоронен со всеми почестями. Командир полка Н. Лазарев".
У этой истории есть продолжение.
Через военкоматы Ленинградской и Новгородской областей мне удалось разыскать место захоронения Бориса и связаться с его боевыми командирами.
Письма ветеранов войны расширяют скупые сведения о нем.
Гвардии майор в отставке В. А. Козырев:
"Я знал Бориса только в тот период, когда он был воспитанником батареи 76-мм пушек 380-го стрелкового полка. К нам его направили из штаба полка, чтобы он был дальше от переднего края обороны. Солдаты нашей батареи приняли его как родного сына. Сшили ему военный костюм и сапоги, выдали личное оружие, и он все время находился при командире или комиссаре батареи. С ними жил в землянке, спать ложился на нарах между ними, и те в холодное время согревали его своими телами. Он быстро завоевал симпатию личного состава батареи. Каждый солдат старался его приласкать, сделать ему что-нибудь приятное.
Борису у нас нравилось жить и служить. В его обязанности входило помогать нашему санинструктору при оказании первой медицинской помощи раненым. Мальчик был отважным, не боялся разрывов снарядов, мин и свиста пуль. Он, видимо, не верил в возможность быть раненым или убитым…"
Полковник запаса Н. Л. Парфенов:
"…Борис оказался в нашем эшелоне около Вышнего Волочка. По прибытии на фронт он находился в штабе нашего третьего стрелкового батальона. Потом перешел в мою девятую стрелковую роту… Борис состоял в ячейке управления роты, был моим связным, передавал мои приказания командирам взводов, донесения командиру батальона.
…Он перевязывал раненых под пулеметным и автоматным, артиллерийским и минометным огнем. Ему постоянно угрожала опасность быть убитым или раненым, но удержать его было просто невозможно…"
Г. М. Плахотнюк:
"На железнодорожной станции Бологое в апреле сорок второго года в кабинете военного коменданта, куда я вошел уточнить маршрут, увидел рыжего, конопатого, плохо одетого мальчонку. Подружились сразу. Тогда наш 380-й полк в составе 171-й стрелковой дивизии отправлялся на Северо-Западный фронт".
У Григория Михайловича Плахотнюка особое расположение к Борису: собирался его усыновить (ведь Борис назвался сиротой — иначе был бы отправлен домой). Особенно ему запомнился день 7 мая 1942 года. Тогда в одном из боев Борис Новиков вывел в укрытие с поля боя многих раненых.
С. И. Лебедев:
"Мы воевали по долгу. Борис — только по велению сердца. Прохожу как-то мимо, слышу детский голос. Обернулся — увидел мальчишку: подполз к убитому бойцу, силится и не может перевернуть, чтобы вынуть документы из нагрудного кармана гимнастерки. На замечание одного из красноармейцев: "Ехал бы домой — трудно тебе здесь", — Борис ответил серьезно: "Да уж война — значит война для всех".
Н. Л. Парфенов: