Орлята Великой Отечественной…

Разве можно?! Как гордились они своим, похожим на солдатское, обмундированием! Как им завидовали мариупольские мальчишки, когда "рэушники" строем шагали в столовую по проспекту Республики и пели свой трудрезервовский марш:

Пройдут года, настанут дни такие,
Когда советский трудовой народ
Вот эти руки, руки молодые,
Руками золотыми назовет.

В этой форме его и Фрося заприметила. Утром Коля с группой строем в столовую идет, а Фрося — навстречу, с подружками в школу. Девочки из школы возвращаются — "рэушники" как раз из столовой после обеда выходят. Здесь они и познакомились. Фрося такая красивая, ямочки на щеках, одно плохо — выше ростом. Но когда Коля в шинели, в фуражке, то ничего.

У Павлика оставаться было нельзя. Рядом — порт, а вдруг облава? Коля поел жареной картошки, и с узелком под мышкой вышел на улицу. "Хлоп, хлоп", — слышались в отдалении выстрелы — будто один за другим протыкали воздушные шары.

Теперь надо было пробраться на Комсомольскую, где его приемная мать живет, мама Мария, посмотреть, что там. Бежал кружным путем, сначала к училищу, потом к пожарной и горсовету. У парадного входа исполкома стояли большие черные мотоциклы с колясками и ходили солдаты в коротких сапогах и темно-зеленых куртках: фашисты! На ступенях, на тротуаре, на дороге белели листы выброшенных из здания бумаг. Коля попятился, юркнул в проходной двор и по пустынной улице Артема вышел на Комсомольскую.

Вверх по Комсомольской шестеро фашистов вели наших людей, мужчин и женщин. Коля притаился за толстым стволом акации, выжидая, когда конвой минует дом мамы Марии. Но у дома № 39 конвойные вдруг замедлили шаг, резко распахнулась калитка, и два солдата вытолкнули Марию на улицу. Мальчик позади вскрикнул и выбежал из-за дерева. Конвойные оглянулись.

— Беги! — крикнула женщина. — Спасайся!

Один из фашистов, не поднимая к плечу автомата, равнодушно повел стволом в сторону мальчика. Из дула вырвался красный язычок пламени, как из зажигалки. Пули цокнули по булыжникам, высекая искры. Мальчик с испугу выпустил узелок и кинулся к ближайшему забору. Одним махом перелетел через высокую ограду, чувствуя, как трещат внизу доски, будто по ним лупят изо всех сил сразу десять барабанщиков.

На четвереньках, как загнанный зверек, полз по мокрым от холодной росы огородным грядкам, пока сзади не утихла пальба. В неубранных стеблях кукурузы сжался в комочек и затих. Заметил кровь на стеблях. Огляделся: правая нога разодрана. То ли о забор, то ли пулей зацепило. Рана глубокая, кровь как из родника выбулькивает. Попробовал листьями залепить — отпадают. Откуда столько крови в худой ноге?

Послышался тихий свист. Мальчик выглянул из-за кучи кукурузных стеблей. Свист повторился. Сигнал подавали от сарая. Коля пополз туда, навстречу приоткрылась дверь летней кухоньки.

— По тебе стреляли? — спросил мужской голос. — Э, да ты ранен?

В полумраке каморки Коля рассмотрел мужчину. Военный, голубые петлицы с птичками, летчик. Мужчина положил Колю на топчан, ловко перевязал ногу, сунул в руки кусок сахару.

— Соси, кровь восстанавливает.

— А они арестованных расстреливают? — тревожился мальчик.

— Кого забрали?

— Мать. Мария Сахарова, может, слыхали? С завода металлоизделий, депутат.

— Значит, ты — Сахаров. А зовут как?

— Колей, — ответил мальчуган. — Только не Сахаров я, а Жуков. Мария мне — приемная мать, родная давно померла.

Про себя летчик мало сказал. Полк под Ростовом, выпросился на день своих вывезти, теперь бы хоть самому выбраться.

Жуткой была первая ночь оккупации: пожары, расстрелы, крики.

Прижимаясь к палисадам, к глухим сырым заборам, пробирались двое к городской окраине, замирая под случайным лучом прожектора.

— Машину бы раздобыть, — шепнул летчик.

В одном месте заметили постоянное кружение света и гудение множества моторов. Подобрались поближе: бензозаправка. Мигали подфарники и стоп-сигналы автомобилей и мотоциклов.

Летчик шевельнулся в темноте.

— Подстережем мотоциклиста в улочке?

— Стрельнете — услышат, — ответил Коля.

Летчик задумался. С каждой минутой выбираться из города становилось сложнее.

— Давайте проволоку натянем, — предложил вдруг мальчик. — Мотоциклист об нее — бац!

— Идея, — одобрил летчик, — а где проволоку взять?

Коля хмыкнул: в каждом дворе веревка или проволока для белья. Он поднял с земли несколько камешков и швырнул их через забор. Прислушался. Потом объявил:

— Собак нет, можно заходить.

Спутник только головой покачал.

По мокрой черепичной крыше дома проносились светлые полосы от проезжавших по соседним улицам автомашин. Блестели капельки на оцинкованной проволоке, протянутой наискосок двора.

Они выбрали проулок поуже, неподалеку от бензозаправки. Натянули проволоку. Летчик присел, расставляя, как мотоциклист, руки.

Ждали с полчаса. Продрогли. Пиджачишко, который нашли на кухне, отсырел, мальчика била мелкая дрожь, он все сильнее припадал на правую ногу.