Орлята Великой Отечественной…

Наконец на повороте запахкал мотоцикл. Мощный луч фары опасно выхватывал из темноты большой кусок дороги. Сейчас фашист заметит проволоку… На ровном, накатанном пути водитель переключил скорость на высшую, колеса бешено рванулись вперед. С глухим вскриком свалился с сиденья фашист. "Майн гот!" — стонал второй в коляске.

Летчик бросился в темноту. Оттуда послышались звуки борьбы, глухие удары.

— Помоги! — позвал летчик.

Мальчик подбежал, прихрамывая. Вдвоем они оттащили тела фашистов к забору.

— В коляску с головой! — приказал летчик.

С того момента как они помчались в ночь, Коля потерял всякое ощущение времени и места. Толкало то в один, то в другой бок. Иногда мотоцикл закладывал такие виражи, что мальчик не надеялся выбраться живым из своего железного убежища. Долетали невнятные крики, поспешная стрельба. Бросало из стороны в сторону. Коля руками спасал голову и едва не молился богу, чтобы не оторвалась коляска.

Потом все утихло. Перестало трясти, бить, качать, только ветер шипел за обшивкой. Мальчик попытался высунуть голову наружу — захлебнулся тугой струей сырого воздуха.

Среди ночи его растолкали. Он никак не мог сообразить, где находится. Рядом курили военные. Красные огоньки папирос высвечивали темные небритые лица. Потом увидел летчика. Тот подбежал к мальчику, взял его на руки и понес к стоявшему поодаль грузовику.

— Ну, как мы их! — горячо шептал в ухо.

Так было хорошо на его руках. Остаться бы с таким другом навсегда.

Летчик посадил в кабину и сказал шоферу:

— Будь добр, браток, до самого Ростова довези парня.

Потом нагнулся к Коле, сунул за пазуху твердый сверток.

— Бывай, — потрепал по вихрам. — Будем живы — свидимся.

Хлопнула дверца, машина тронулась с места.

Прошло немного времени, как мальчик рассказал свою историю Михалкову — и вот добрая весть: начальник пехотного училища согласился принять мальчика на военную службу, воспитанником музвзвода. Это не боевое подразделение, но не просиживать же штаны за партой, когда война!

Ему выдали настоящую армейскую форму, стали обучать военному делу, музыке. Может, стал бы военным музыкантом, да снова случай вмешался. Встрял в стычку с мальчишками из соседней школы: не отступать же! А как возвращаться в училище с синяками на лице, в изодранной форме? Стыдно перед начальником, стыдно перед людьми, которые за него просили. Решил бежать на фронт. Он всем докажет!

На левом берегу Днепра в обыкновенной крестьянской хате спал на печи с открытым по-детски ртом рыжеватый подросток лет четырнадцати. Толстые щечки розовели от сна. Вот мальчик высвободил из-под одеяла руки, потер глаза и сел на постели.

В хате было пусто. Мальчик увидел только свою форму, аккуратно сложенную на скамье, да приставленный к стене автомат.

— Обманули! — вслух обиделся мальчик. — Снова обманули!

Он засуетился, заправляя сорочку в шаровары, хватая гимнастерку.

"Ну и комбат! Ну и Толкачев! Сколько раз обещал взять в наступление! "

На столе, прижатый гильзой, белел клочок бумаги: "Жуков! Найдешь на берегу сержанта Данченко, он тебя переправит на тот берег. Сам не вздумай. Толкачев".

"Пожалуйста, — продолжал сердиться Коля, — спаровали со стариком, чтобы помогал штабное барахло перевозить". С досадой забросил на плечо автомат и, застегивая на ходу шинель, заспешил на берег.

Низина была истолочена ногами и колесами. Дымились свежие воронки. Над высоким правым берегом вскидывались разрывы. К переправе тянулись войска. В небе кружились вражеские самолеты. Из голого кустарника по ним били наши зенитки. Бомбы падали в воду, вздымая ее тяжелыми зелеными столбами.

Едва нашел Данченко в сутолоке переправы. Тот готовил старую лодку затыкал тряпками многочисленные пробоины. Ему помогали двое ребят телогрейках, с трофейными автоматами за спиной, — местные партизаны.

— Что, адъютант, проспал? — пошутил один из них.

— Скоро туда? — пропустил мальчик колкость мимо ушей.

— Ач, якый скорый, — заметил другой партизан.

На середине Днепра их едва не перевернуло: столб воды взметнулся в нескольких метрах от борта. Лодка еще не ткнулась в песок, а Коля уже выпрыгнул со своим автоматом и полез по круче вверх. Партизаны отчалили за новым грузом, а Данченко остался под кручей со штабным имуществом.

— Ну, стреляный воробей! — грозил снизу Данченко. — Комбату пожалуюсь!

Мальчик выбрался наверх и исчез в кустарнике. Вдруг рыжий чубчик воспитанника снова появился над кручей.

— Товарищ сержант, немецкий танк идет!

Данченко схватил сумку с гранатами и, тяжело сопя, полез вверх. Едва отдышавшись, лёг рядом с мальчиком.

— Где танк? Ничего не вижу.

Из ельника выползали фашистские самоходные установки, за ними двигались автоматчики. Данченко озабоченно оглянулся.

— Прямо на штаб батальона идут.

Сержант умело связал вместе несколько гранат, подал Жукову запасной диск к автомату:

— На — и бегом через дорогу, стрелять по моему сигналу.

Коля, пригнувшись, побежал. Только устроился под деревом, как первая пятнистая самоходка показалась на лесной дороге.