Орлиное гнездо (СИ)

Василика покраснела; Корнел опустил глаза. А Корвин только рассмеялся. Все трое понимали – и вокруг все придворные поняли намек, даже если не поняли языка; Корнел низко поклонился, не меняясь в лице. Кивнув валахам, белокурый король удалился вместе с женой; юная королева Каталина на прощанье наградила Василику добрым и сочувственным взглядом.

Когда их величества отошли, Корнел выругался сквозь зубы.

- И ведь их не упрекнешь! – сказал он своей спутнице, почти с отчаянием взглянув ей в глаза. - Для себя-то они правы!

- Это было бы так прекрасно в глазах короля – ведь твой Раду уже католик, - прошептала Василика, всем сердцем сочувствуя своему другу. Она положила руки на широкую грудь Корнела и заглянула ему в глаза. – Правда?

- Нет, - угрюмо откликнулся Корнел. – Мой Раду православный христианин, как мы с тобой.

- Он еще слишком мал, - сказала Василика.

Раду глазел по сторонам, на нарядных и пересмеивающихся по-праздничному людей, - еще не понимавший никаких божественных поименований, какие навешивали на него, а только желавший всем существом походить на отца.

Когда они шли домой, Василика тихонько спросила Корнела:

- А ты никому здесь не говорил, что мы муж и жена?

Корнел уставился на нее в величайшем изумлении.

- С какой стати? Я сказал им, что ты моя дальняя родственница, которую я выручил из беды и приютил; и это почти так…

Потом он помрачнел и прибавил:

- Я предстою королю, и не могу лгать ему в таких вопросах. Он по-своему велик, несмотря на молодость, - и заслуживает, чтобы ему служили честные люди.

“Тебе просто противно лгать больше, чем это совершенно необходимо, - подумала Василика. – А королю Венгрии давно уже не противно – хотя вы с ним ровесники. Потому он и король”.

Однако Матьяш богато наградил Корнела деньгами за турецкие подвиги; и прежде всего – за пленение графа Андраши. Все эти деньги ушли на дом, на хозяйство: ушли без остатка. Корнел хотел купить подарок Василике, но она отказалась, сказав, что для нее не может быть лучшего подарка, чем жить здесь, под его защитой. И так и было: все счастье, которое она могла иметь, Василика привезла с собою из Турции и носила в своем сердце.

Однако Корнел подарил ей немало сохранившейся в сундуках дорогой одежды своей жены, потому что у Василики не было платьев, в которых приличествовало появляться на людях здесь. Сейчас, на рождественской мессе, на глазах у всех придворных Корвина, Василика с ног до головы была одета с плеча Иоаны… Она сама расставляла и ушивала эти платья – нижнее и верхнее; Иоана походила на нее сложением, но была стройнее и выше ростом. Однако вышитый цветами бархатный плащ Иоаны, на меху и с высоким воротником, застегивающимся на горле камеей, подошел Василике прекрасно.

Мужчины могли и не помнить таких вещей; но придворные дамы, несомненно, помнили все.

И, конечно, помнил все король, понимавший в нарядах не хуже любой модницы – и столь же внимательный к мелочам, которые были так существенны.

- Да мы и не могли бы сочетаться здесь, даже если бы пожелали – и будь это по чести, - вдруг сказал Корнел: он молчал уже долго. – Здесь нет ни одной церкви.

Василика грустно рассмеялась.

Вскоре после этого Корнел принес Василике новости – что инквизиция оставила Андраши в покое и он заключен в пештской крепости в одиночестве.

- Должно быть, заключен за все преступления против короны, - сказал Корнел. – Не против церкви.

Хотя Андраши, несомненно, заслуживал казни как государственный преступник не меньше, чем как еретик, - его оставили жить, и жить довольно сносно. Василика горячо благодарила Бога. Хотя такое положение могло перемениться в любую минуту: великих грехов с Андраши никто не снимал, и казнь могла быть просто отложена, как это любили делать католические власти.*

Они зажили такой странной семьей: согласно и хорошо – насколько им могло быть хорошо в своем положении. Корнел отлучался часто и надолго, порою по неделям не бывая дома. Когда же он появлялся, то, казалось, приносил с собою войну, для которой был рожден. Василика видела, как он упражняется с мечом во дворе, и восхищалась и ужасалась – хотя восхищалась больше. Они с Корнелом были единодушны, если не единокровны.

В марте короновался Матвей Корвин. Василика, стоявшая подле Корнела, как всегда во время церковных церемоний, видела, какое лицо у короля под тяжелой золотой шапкой, как в его больших светлых глазах блестят слезы гордости и умиления; слышала, как хлопают и выкрикивают здравицы придворные, и хлопала и кричала вместе со всеми. Не потому, что боялась наказания, - а потому, что уже пленилась и восхищалась королем Корвином, умевшим очаровывать людей любой веры.

Спустя месяц после коронации своего кузена Илона, урожденная Илона Жилегай, княгиня Дракула, подарила господарю долгожданного сына.

В один из дней, которым граф Андраши потерял счет, в коридоре за дверью его узилища послышался топот многих пар ног. Шли военные люди: и шли по делу.