Орлиное гнездо (СИ)

- Я понимаю, дитя мое, что ты страдаешь, - проговорил он. – Но такова жизнь. Женщинам часто приходится ждать мужчин, которые, бывает, и не возвращаются.

Иоана промолчала. Отец тихо поцеловал ее и, поднявшись, вышел, прикрыв за собою дверь.

Иоана теперь временно жила вместе с Мариной и матерью, в доме сестриного мужа. Раду обещал, что это ненадолго. Но пока, чтобы развлечься от тоски, Иоана побродила по городу, поглядев, что было там поглядеть: все те же укрепления против турок, жизнь, замкнутая в толстых стенах; торговые площади, тихие почтенные лавочки… Только здесь было гораздо холоднее, чем в Тырговиште, - на улицу теперь уже нельзя было выйти без тяжелого мехового плаща.

Чем Сигишоара понравилась Иоане гораздо больше – это тем, что по ней можно было гулять без страха. Здесь не висел топор над головой каждого горожанина, и Иоана уже начала отвыкать от лика смерти и смрада ее, который в столице Влада Цепеша проникал повсюду - в богатейшие дома, в лучшие кушанья и вина.

А лавки в Семиградье и в самом деле могли развеселить душу любого. У Иоаны были собственные деньги; отец ей еще подарил, в утешение, - и, переступая пороги лавок, из серой строгости улиц она попадала в настоящие купеческие королевства. Ткани, благовония, меха; драгоценные заколки на волосы и броши; разноцветные шелковые чулки; ароматические свечи, духи и притирания…

Иоана, конечно, вела счет деньгам; но налюбовалась и надышалась этими сокровищами от души, и позволила себе купить кое-какие женские и прочие мелочи, каких не достать было в Валахии.

Валашские торговцы по большей части перекупали товар у трансильванцев.

Иоана купила подарки также и мужу, и свекру: Тудору мягкую кожаную подушечку, для сидения, - простые кресла сделались уже слишком жестки для него; и мазь для больной спины, чудодейственные свойства которой ей очень нахваливали. А Корнелу Иоана купила две пары щегольских перчаток из надушенной кожи, каких он не мог достать дома – а хотел бы, конечно, покрасоваться перед товарищами, ведь он теперь в такой чести…

Иоана предпочла бы купить мужу сапоги или оружие, это было бы куда полезней; но не смогла бы правильно подобрать ни того, ни другого. В оружии Корнел понимал куда больше нее – а размера его ноги Иоана не помнила. Руки же они столько раз переплетали в минуты нежности…

Когда-то она теперь увидится с мужем и Тудором?

Иоана также сходила на исповедь – покаялась в убийстве турок. Она все же чувствовала тяжесть на душе, которая не снималась сознанием своей правды и словами старшей сестры.

Священник изумился такому греху юной благородной женщины – и, казалось, растерялся на несколько мгновений; но потом отпустил ей грехи и благословил. Только велел в этот раз попоститься построже. Иоана же подумала, что это деяние было зачислено ей скорее в заслуги, чем в прегрешения…

Других мыслей ей в голову не пришло.

Но еще до начала поста отец приказал Катарине с дочерью отправляться в родовой замок: он чего-то опасался. Да они и загостились. О возвращении в Тырговиште Иоана даже не заикнулась: хотя теперь почти каждую ночь грезила о поцелуях и ласках молодого мужа, мечтала опять ощутить его любящую власть над собою. Однако отцу, конечно, лучше было знать, что делать.

Кроме того, женщине никак невозможно было отправиться в путешествие без ведома покровителя-мужчины; да слуги без его приказа и не подчинились бы ей.

Иоана вместе с матерью вернулась в замок Кришан – это пограничное прибежище, о расположении которого не знал даже господарь, ни разу не приветивший Кришанов в свое правление.

Иоана просила отца хотя бы дать знать мужу о том, что с ней, - ведь он, конечно, тоскует, верно, думает, что с нею стряслось несчастье; и Раду обещал сделать это, если только представится возможность. Пока же дочери должно вернуться под отчий кров – и подчиниться судьбе. Господь не оставит их своим попечением.

Иоана, как в девичестве - как во сне, в котором снова стала девушкой, - опять оказалась в своей светлице, склонившись над рукоделием. Она шила и напевала грустные песни, которые певали тысячи валашских жен и девиц, живших прежде нее, в добровольном или невольном заточении.

Корнел тосковал.

Он начал тосковать с того самого дня, как разлучился с женою, - и тоска его, оставшегося, грызла намного сильнее, чем ее, уехавшую. Теперь юный муж снова зажил, как до Иоаны: все дни посвящая воинским упражнениям и службе. Но он не мог уже жить как прежде – он ждал: свою подругу, свою возлюбленную, венец своей жизни. Иногда он просыпался, в лихорадке любви, - и изумлялся, видя пустое ложе; и осыпал его страстными поцелуями. Иногда Корнелу представлялось, что Иоана погибла. Как легко могло это теперь случиться!

Мать его умерла во время мятежа, предшествовавшего воцарению господаря Влада; ее, невинную и случайную жертву, задавила толпа. Не болезнь, даже не война – случайность! А Иоана так нежна!

Иногда Корнел плакал, вспоминая мать и жену.