Орлиное гнездо (СИ)

К тому времени, как Раду оказался в родных местах, вьюки его отряда полегчали более, чем вдвое, - он раздарил много подарков; хотя и получил кое-что взамен, и сделал некоторые покупки… но дарить, сговариваться и обещать – вот что было его главною целью в этом походе.

Раду Кришан подъехал к своему замку при свете дня. Казалось, лето улыбается его надеждам.

Иоану он встретил не дома, как ждал, - а едва ли не в дороге: Иоана во весь опор скакала через поле на своем гнедом жеребчике; личико ее сияло, как золото, и черные волосы и зеленое платье струились по ветру. Раду Кришан замер в седле, любуясь дочерью и улыбаясь, - а потом нахмурился.

Иоана же заметила отряд – и, осадив коня, замахала им и закричала:

- Здравствуйте!

Смеясь, боярышня взмахнула плеткой и бросила коня навстречу всадникам; Кришан заулыбался во весь рот, глядя, как уверенно Иоана держится в седле и правит своей лошадью. Эти маленькие нежные руки, казалось, созданные только для вышивания шелками, в иные минуты обретали крепость дамасской стали.

Иоана подъехала к отцу и остановилась на полном скаку; она смеялась, сияя свежестью, маленькие руки в зеленых замшевых перчатках крепко сжимали поводья, золотой аграф-цветок, украшавший зеленую бархатную шапочку, сверкал на черных волосах, в которых, казалось, запутался ветер. Раду простер руки и стиснул дочь в объятиях; он не боялся, что ловкая наездница выпадет из седла.

Марина никогда не была так отчаянна и охоча до воли, как Иоана. Как будто одна только Иоана в семье была дочерью рыцаря.

Но когда Раду разжал руки, он хмурился.

- Что ты скачешь одна?

- Я же на нашей земле, под ясным небом, - смеясь, ответила его беззаботная любимица. – Что, отец, много повидал чудес?

Она как будто уже и забыла, к кому и зачем ездил Раду Кришан; напрочь забыла, как в слезах провожала своего родителя. А может, и помнила; и смех ее – ее оружие, дочь бодрилась и его подбадривала.

Какое сокровище!

- Повидал немало, - улыбаясь, ответил боярин. – Вот погоди: вернемся домой, и я расскажу всем, каков теперь Тырговиште. Чего только там не понастроили!

Тут Иоана опечалилась и поникла головой.

- На что ты это мне рассказываешь?

Раду свел брови.

- Тебе там жить!

Иоана ахнула, точно до сих пор не понимала этого.

- Ты меня просватал?

- Да, дочь моя, просватал! – сурово ответил Кришан. – Ты будешь женою славного юноши, охранителя валашского господаря! Жених веры православной, как и мы.

- Стражника Цепеша? – спросила Иоана едва слышно.

Бледность покрыла ее лицо, зеленая перчатка соскользнула с шеи лошади; боярин едва успел подскакать к дочери и подхватить в объятия. Но Иоана через мгновение открыла глаза: они сверкали, как изумруды.

- Зачем я только родилась на свет… - прошептала она.

Охваченный и жалостью, и гневом, Раду сжал ее плечи; он не рассчитал силы, и Иоана вскрикнула от боли.

- Синяки будут, - прошептала она, плача. Кришан, коря себя, разжал руки; он только вздохнул и попытался погладить ее по волосам. Вся его государственная ловкость куда-то делась с дочерью.

Иоана же вдруг с силой вырвалась из отцовских рук.

- Как ты так мог со мной, отец! – воскликнула она. – Из-под защиты наших стен – в самое пекло!.. А когда дьявол твою звездочку, твою нежную Иоану на кол посадит, тебе это радость принесет?..

- Иоана, послушай! Бог свидетель - ты будешь крепче защищена, чем все мы! – воскликнул боярин. Он должен бы разъяриться на такое поведение дочери – но не мог; он сейчас мог почему-то только яриться на себя и жалеть ее…

Иоана, всхлипнув, хлестнула лошадь и умчалась вперед, к замку; Кришан и рта не успел раскрыть на такую дерзость.

Потом, покачав головою, помянул Бога и медленно, печально поехал следом за непокорной дочерью.

Оказавшись же во дворе, боярин приободрился – не столько потому, что его сердце опять развеселилось, сколько потому, что Раду Кришан не хотел нагонять уныние на домашних и слуг. Они, чада его, шагу без господина ступить не могут – он один им и оплот, и надежда!

Рыцарь улыбался, когда распрягали его лошадей; хлопал своих верных слуг по плечам и весело отвечал на приветствия. Скоро вокруг него опять засмеялись, стали передавать друг другу, что господин приехал здрав и невредим. Он спасся! О нем говорили так, точно он и в самом деле побывал в пекле, откуда ни один грешник не возвращается.

К нему наконец выбежала жена – резво, как девушка; и, как в юности, Катарина горячо обняла его. Плача, она целовала его лицо; Раду обнимал ее, успокаивал, гладя по голове и по щекам своими грубыми руками, и улыбался.

- Все ли хорошо, муж мой? – трепетно спросила жена.

- Все хорошо, Катарина, лучше, чем можно было надеяться! – ответил Раду. – Я просватал нашу Иоану, за Корнела Испиреску, стражника господаря!

Катарина ахнула, точь-в-точь, как Иоана, - и Раду, отстранив жену от себя и обхватив ее лицо руками, сказал сурово:

- Хоть ты-то понимаешь, Катарина, что это лучшая участь для нашей дочери?

- Понимаю, - ответила Катарина. Но она глядела на него в страхе. – Да, понимаю!

- Вот и хорошо, - сказал, хмурясь, Кришан. – А что сейчас Иоана?