Орлиное гнездо (СИ)

- Иоана лежит на полу в большом зале и плачет, - ответила Катарина, отведя глаза. – Я думала, с вами несчастье! Что за девчонка!

Боярин ругнулся и широким шагом, обойдя жену, направился в замок. Он взошел по лестнице, потом через раскрытые двери вошел в большой зал. Там на полу жалкой подбитой птицей лежала Иоана и неутешно плакала.

Раду хотел наконец разгневаться на нее – но опять руки опустились, даже тучи не собрались, не то что громы. Он неловко присел около дочери и коснулся ее разметанных, как в скорби, волос.

- Звездочка моя…

Он поднял ее с полу и обнял; Иоана не сопротивлялась. Гладя ее по волосам, Кришан проговорил:

- А я тебе подарок привез…

Иоана еще всхлипнула; потом замолкла. Плечи ее содрогнулись, и Раду понял, что дочь уже смеется, а не плачет. Он и удивился, и обрадовался.

- А Марине - привез? – белозубо улыбаясь, спросила Иоана, когда снова посмотрела в глаза отцу. – Она виду не покажет, а обидится на весь свет, если ты ей ничего не подаришь! Она-то, кажется, только этого от тебя и ждала!

Последнее Иоана проговорила со злостью на старшую сестру.

- И Марине привез, - сказал Раду, помедлив. – Иди, позови в зал сестру, братьев и дядю! Они дома?

- Тебе помыться с дороги нужно, отдохнуть, - сурово проговорила Иоана. – А мы бы пока на стол собрали! Ты голоден?

- Целого барана бы съел, - ответил Раду, широко улыбаясь. – Умница моя! Иди: вели, чтобы мне согрели воды, да побольше.

Он закинул руку за спину и почесался. Раду вспомнил о турецких банях – и подумал, что хорошо бы завести у себя такие; да только успеют ли?

Стараниями Иоаны ему приготовили превосходную горячую ванну; и лавандовое мыло Иоана не забыла, и благовония. Раду с наслаждением выкупался, смыв дорожную усталость, умастил волосы и бороду и оделся в нарядное платье.

Он вышел к домашним, которые уже суетились около накрытого стола – точно праздновать хотели его возвращение.

Праздновать победу! Еще даже битва не начиналась!

Однако Раду с улыбкой воссел за стол; Иоана порхала вокруг него, прислуживая отцу с настоящей радостью, – и это согревало его сердце более, чем сознание всего своего успеха.

Насытившись, он подозвал жену и детей – и стал раздавать подарки, которые привез всем с базара в Тырговиште: сыновьям своим дорогое оружие, которое те схватили с восторгом; шею Катарины обвило тройное жемчужное ожерелье, и увядающая ее красота снова заблистала гордостью и любовью к мужу. Брату с женой боярин привез отрез парчи, один на двоих, – на нарядные платья. А дочки получили по золотому кресту: Марина – с сапфирами, Иоана – с изумрудами, под цвет ее глаз.

Кресты им понадобятся.

А потом домашние стали с жадностью расспрашивать, а он – рассказывать; Раду уже обдумал встречу и мог рассказывать о том, что видел и что делал в путешествии, так, как следует.

А потом Раду удалил из зала всех, кроме жены и младшей дочери, - и сказал обеим, что свадьба состоится осенью, в Тырговиште: там, в большой церкви, Иоану с Корнелом и обвенчают. Широкого торжества устраивать не будут…

Иоана опять плакала, а отец опять ее утешал. Но он знал: у его любимой дочери хватит и стойкости, и верности долгу. Она смирилась. Она поступит так, как ей велят Господь и отец, желающий ей только лучшего.

========== Глава 6 ==========

Август закончился без происшествий. Иоана и Марина работали свое приданое; Иоана работала так усердно, что скоро большое покрывало, над которым они трудились вместе с сестрой, было готово. По желтому шелку шли все цветы и птицы, птицы и цветы - золотом.

Марина подарила общую их работу сестре, присовокупив с усмешкой – что той сладко будет спать под этим покрывалом со своим мужем-мясником. Тогда сестры чуть не подрались; казалось, Марина была на что-то непрестанно зла, и чем далее – тем более. Не на то ли, что Иоану отец пристроил, а ее, старшую, – нет; а может, на то, что Марину никто никогда не полюбит?

Да разве думала и Иоана о любви! До того ли было!

Или Марина уже почуяла в Иоане врага?

Больше они с сестрой ничего не начинали вдвоем – сидели каждая в своей светлице, не поднимая глаз от шитья или вышиванья.

В конце лета Раду опять отлучался – но уже не в Валахию, а в Шесбург, как на немецкий манер называли Сигишоару: там родился нынешний кровавый господарь, которого, как и Раду Кришана, разные его родины и страсти рвали на части…*

Вернувшись, боярин обещал и Марине жениха.

Уж ее-то сватать никто бы к ним не приехал: упустила время? Или их положение было теперь таково – наособицу от всех, и от городов Семиградья, и от Валахии, теряя былые позиции, – что на Кришанов неохотно обращались взоры искателей?

Но как бы на них теперь ни смотрели, непригожей Марине был обещан муж из богатого и свободного Шесбурга, православной веры, именитый, крепко стоящий и еще совсем не старый человек, хотя и много ниже благородством происхождения, чем Кришаны – помнившие еще свои битвы под знаменами и Влада Второго, и Мирчи Старого*, и их отцов.