Орлиный услышишь там крик...

Существует легенда, что Аристотель покончил с собой, отчаявшись объяснить загадку приливов. Прошли многие столетия, и Ньютон объяснил это явление Законом всемирного тяготения. Уже издавна предприимчивые ремесленники Франции и Англии научились устраивать механизмы, которые силой приливов мололи зерно, пилили бревна.

И наконец, ученые нашли интересные решения проблемы использования приливов для получения электрической энергии.

Если в перемычке бухты установить турбины, то наступающая на берег приливная вода начнет вращать их, вырабатывая ток. Уходя, вода снова будет вращать турбины.

Взгляд скользит по карте вниз, на юго-восток, пересекает Европу, Атлантику, Южную Америку и останавливается на флажке у островов Хуан-Фернандес, в четырехстах пятидесяти милях от берегов Чили. Там наш торговый пароход «Каспийск». Хуан-Фернандес… Здесь шотландский моряк Александр Селкирк, прототип Робинзона Крузо, прожил в полном одиночестве почти полторы тысячи дней.

…В самом центре Индийского океана еще флажок: научно-исследовательское судно «Витязь» совершает свой очередной рейс.

Тропики. Кажется, что не только солнце и воздух, но и само море дышит зноем. В прозрачной бездне вод идут за кораблем голубые акулы. И вот всплывает на горизонте затерянный в океанском просторе атолл Диего-Гарсиа, самый южный в архипелаге Чагос.

Невольно возникает в памяти фраза мореплавателей: «Кто видел один атолл, тот видел все атоллы». Темнозеленые пальмы и вогнутое полукружье прибоя, кипящего на рифах… Действительно, атолл как две капли воды похож на тысячи других коралловых островов. Но ученые умеют в каждом из них увидеть черты своеобразия. Они нащупывают их в особенностях климата, растительности, фауны отмелей, В районе Индийского океана, где лежит Диего-Гарсиа, рождается летний муссон. Он несет влагу в джунгли Индии, Индонезии и Цейлона.

Здесь редко проносятся зловещие тропические ураганы. Здесь среди ажурных разноцветных кораллов плавают стаи диковинных рыб. Они самой необычной формы и раскраски: похожи на апельсины, напоминают алые полумесяцы. Дно расцвечено морскими Звездами, голотуриями, красными крабами и пятнистыми раковинами — каури. Когда-то эти каури служили разменной монетой у жителей островов Индийского океана и у племен прибрежной Африки.

На берегу стройные рощи кокосовых пальм — поилицы и кормилицы коралловых островов — и заросли панданусов, из которых можно изготовлять великолепные напитки и получать сырье для химической промышленности.

По всем морям и океанам идут наши корабли. И маленькие флажки на карте двигаются вместе с ними. Несут вахту опытные наставники, помогающие кораблям прокладывать далекие и близкие пути.

Не всегда над морями бушуют ураганы. Чаще идут корабли по спокойным водам. Они приходят в порт, их встречают лоцманы, таможенники, портовые власти. Корабли грузятся и разгружаются и снова уходят в путь. Сменяется вахта за вахтой, стучат судовые машины, и лаг отсчитывает количество пройденных миль. В этой размеренности и будничности дней протекает работа.

Глухо отбивают дробь телетайпы; ползет широкая лента телеграмм: «Координаты, штормы, штили…» По зимнему окну шуршит белый снег, и большие настенные часы отсчитывают час за часом, а беспокойные руки старого капитана передвигают на карте флажки — символы идущих в морях кораблей.

НОВЫЙ КУРС 190

Белая в рыжих точках раковина жила на дне, в темноте морских глубин и долго носила на себе пушистый коврик водорослей.

Если к ней приложить ухо, то слышно, как глухо шумит прибой, позванивает на берегу галечная мелочь, подкатываются волны. Этот шум дает ощущение дали. И вспоминаешь море. Голубое и беспощадно жаркое, на дне которого мы и выловили эту огромную белую раковину.

Мы возвращались из экваториальной Атлантики. Палуба рыбацкого сейнера скрипела иссохшими досками. Все металлическое: фальшборт, люки, кнехты — было раскалено, как сковорода на жарком огне. Запах рыбы, ржавчины, кислой трюмной воды остро бил в нос, кружил голову.

Было такое ощущение, будто сгораешь в огне, и в артериях свертывается кровь. Сердце бьется толчками, нервно, как испорченный мотор, и легкие обжигает тяжелый воздух тропической парилки.

На море я попал самым неожиданным образом. В коридоре Министерства морского флота встретил штурмана Кузовлева — уже пожилого мужчину с глазами, глубоко спрятанными под брови. Я пришел узнать флотские новости. Кузовлева назначали на сейнер, который должен был идти в тропики за тунцом.

— Был в тропиках? — спросил он меня.

— Нет.

— И я нет… Хочешь?

— Хочу.

— Оформляйся. Сейнер «Оскол».

До этого рейса Кузовлев водил суда по Белому морю, да какие суда! Не то что наша старая, тихоходная рыбница. Уже в море мы, матросы, узнали, что у него тяжело заболел единственный сын. Жена умерла, когда сыну был месяц, и Кузовлев его вынянчил, так и оставшись бобылем.

Он переносил рейс тяжелее, чем другие, хотя и нам всем хотелось поскорее попасть домой.

Целых полгода нас мотали штормы, мы ждали дня, когда вернемся к близким. Только далеко от своих понимаешь, насколько дороги они нам.