Наверное, когда погибли эти семеро ребят, на Диксоне было тепло. Во всяком случае известно точно, что шторма не было, по небу кружило летнее солнце и синел океан.
И вдруг эфир принес тревожную весть. Около острова Белуха гитлеровский крейсер «Адмирал Шеер» расстрелял беззащитного «Сибирякова». Фашисты хотели узнать у матросов о караване, идущем с востока к Мурманску. Но сибиряковцы предпочли погибнуть в неравном бою. Гитлеровцам удалось захватить в плен лишь несколько тяжело раненных моряков. Несмотря на самые жестокие пытки, пленные не выдали тайны. Тогда гитлеровский пират решил напасть на Диксон, высадить десант и захватить радиостанцию.
…Волны тихо шелестели по гальке. Около берега плавали голубые хрустальные льдины. Солнце выстилало по морю широкую золотистую дорогу.
Вдруг дозорные увидели вдали силуэт военного корабля. «Адмирал Шеер», опасаясь наскочить на мель, медленно продвигался к берегу. Все население острова — полярники, краснофлотцы, рабочие порта — бросилось к окопам, чтобы отбить возможный десант.
Фашистский крейсер дал первый залп. С тяжелым воем понеслись трехсоткилограммовые снаряды и обрушились на островок. В это время из бухты навстречу врагу пошел сторожевой корабль «Дежнев», хотя его пушки были меньше калибром и большого вреда бронированному крейсеру нанести не могли. Фашисты же обрушили на «Дежнева» шквал огня. Через пробоины в отсеки ворвалась ледяная вода. Пароход накренился, но стрельбу не прекратил. Умело маневрируя, «Дежнев» укрылся в бухте и встал на грунт, чтобы не затонуть.
Артиллеристы продолжали неравный поединок. Вокруг грохотали взрывы, бушевало пламя, горели ящики со снарядами. Обливающийся кровью краснофлотец подполз и столкнул горящие ящики в воду. Другой матрос с раздробленной осколками рукой подавал снаряды в ствол, наводил на цель орудие и стрелял до тех пор, пока, обессилев, не упал на палубу.
Тяжелые снаряды фашистов косили расчеты. На место артиллеристов вставали трюмные машинисты, кочегары, механики и продолжали стрелять по пирату, даже когда весь корабль был уже охвачен огнем.
В это время единственная на берегу стопятидесятидвухмиллиметровая пушка под командованием лейтенанта Корнякова нанесла крейсеру подряд два удара. В панике «Адмирал Шеер» прикрылся дымовой завесой и стал отходить. Сто восемьдесят автоматчиков, приготовившихся было к высадке на берег, попрятались в каютах.
Обозленный командир крейсера приказал подойти к Диксону с другой стороны. Здесь его встретили пушки парохода «Революционер».
Встретив упорное сопротивление, крейсер круто развернулся и лег на обратный курс…
На этом и закончился позорный поход гитлеровского крейсера в советские арктические воды.
… Вот о чем рассказали камни Диксона и скромная могила его павших героев.
ЛЕДОВЫЕ ГЕРОИ
Из Диксона летели на АН 2.
Вечером мы долго разговаривали с Аккуратовым, главным штурманом полярной авиации. Его, человека исключительной добросовестности и скромности, знает весь Север. Один из островов в Ледовитом океане назван его именем. Аккуратов разработал карту с сеткой «ложных» меридианов, которая значительно облегчает ориентировку в Арктике. Его предложения учитывались, когда строилась система наземных радиосредств, помогающих полетам на Севере; он вместе с другими авиаторами высаживал на лед папанинцев.
Ему есть что вспомнить и с чем сравнить сегодняшнюю Арктику. Да, много изменений произошло с тех пор, как впервые пробился к полюсу самолет Водопьянова. Тогда перелет Москва — Северный полюс занял несколько недель. Сейчас это сможет сделать обыкновенный рейсовый самолет за день. Аккуратов рассказывал о трудностях, возникших тогда перед пилотами, штурманами, радистами при полете над каким-нибудь «белым пятном».
И невольно мы подошли к разговору о героизме. Аккуратов уверял, что героизм — это трудное дело, совершающееся впервые. Двадцать пять лет назад летчики садились на лед, не зная, что могло ожидать их в следующую секунду. Не имея точных данных магнитных склонений, уводящих стрелку компаса от истинного меридиана, без локаторов и радиокомпасов штурманы среди безбрежных ледовых полей впервые нашли точку, с которой в любую сторону юг. И это был подвиг.
Паустовский, увидев в ватиканской библиотеке карту Колумба, написал, что вся поэзия движения в неведомое, поэзия плаваний, весь трепет человеческой души, проникающей под иные широты и иные созвездия, — все это как бы собрано воедино в этой карте. Каждый прокол циркуля, которым измеряли морские мили, был сделан в далеких океанах крепкой и тонкой рукой великого капитана, открывателя новых земель, неистового и смелого мечтателя, украсившего своим существованием наш человеческий род.