Орлиный услышишь там крик...

Нефть на Севере ищут с таким же упорством, с каким шли на штурм полюса советские полярники. Нефть на Таймыре сейчас еще важнее, чем уголь в двадцатые годы. В те времена на угле работали «Ермак» и ледорез «Литке», пароходы «Сибиряков» и «Малыгин» и его для первых караванов молодой республики добывали из трюмов затонувших кораблей. На нефти сейчас работают тысячи двигателей в шахтах и рудниках, нефть двигает судовые машины и моторы тепловых электростанций.

Урванцев, как и многие другие геологи, уверен в существовании таймырской нефти.

Как будто и годы пронеслись, и оценен по достоинству труд первого гражданина города Норильска, но не дают профессору покоя новые идеи. Из-за нефти он опять ездил в Норильск и, только что приехав, говорит о ней:

— Таймыр по существу область той же нефтеносной платформы, которая начинается на Урале и тянется до Тихого океана. В девоне, кембрии, перми и карбоне клокочут нефтеносные реки. Они неисчислимы. Надо только нащупать их иглами буров, как это удалось разведчикам Шаима и Мулымьи, Усть-Кута и Марково.

Урванцев поднимается из-за стола и смотрит на старую акварель Носкова, которая висит над диваном.

— Найдем нефть, найдем! — произносит он задумчиво.

Стремительным, уверенным шагом идет по северной земле время. На Таймыре уже не один маленький отряд Урванцева, а десятки геологических партий ведут разведку земных глубин. И вокруг огромного города, «кристаллизационного центра», как писал когда-то Урванцев, появляются новые поселки — Усть-Порт, Кайеркан, Талнах… Тысячи новых работников приезжают сюда. А вместе с ними уже не темные, невежественные нганасане и сахэ, которые с любопытством и страхом рассматривали человека «с четырьмя глазами», а их дети — врачи, ученые, инженеры — вершат судьбы Таймыра, строят на Хантайке колоссальную заполярную ГЭС, воздвигают новые шахты и карьеры, прокладывают дороги в глубь тундры, по которой первым прошел геолог Урванцев.

ГЛАВА ШЕСТАЯ СОЛНЕЧНАЯ АРКТИКА

ТУДА, ГДЕ ВСТРЕЧАЮТСЯ МЕРИДИАНЫ

В семье журналов, издающихся в Советском Союзе, «Вокруг света» — самый старый. Второе столетие читают его люди.

«Я с полным основанием могу утверждать, что журнал «Вокруг света» воспитал несколько поколений хороших и мужественных людей. С первых лет своего существования и до наших дней этот журнал рыцарски верен «музе дальних странствий». Поэзия плаваний и путешествий, поэзия подвига и преодоления трудностей, поэзия человечности и познаний была основным содержанием этого журнала.

Я с юности испытал на себе благодетельное влияние этого журнала. Он давал богатую пищу для воображения, он открывал перед нами, мальчишками, великолепные дороги в мир и в будущее. Может быть, тем, что я выбрал труд писателя, я отчасти обязан этому журналу» так писал Константин Паустовский.

На страницах «Вокруг света» публиковались очерки о прославленных русских путешественниках — Миклухо-Маклае, Обручеве, Седове, Пржевальском, впервые в русском переводе печатались произведения Амундсена, Нансена, Уэллса, Жюля Верна. И в наши дни журнал посвящает свои страницы описаниям смелых научных открытий, увлекательных путешествий по нашей Родине и всему свету.

Этот журнал предоставил мне возможность побывать в Арктике. Там, во льдах, мне хотелось пройти по самым отдаленным местам. Я думал, что когда-то Магеллан затратил всю свою жизнь на первое в мире путешествие вокруг Земли, изобретательный герой Жюля Верна Фогг сто лет назад сумел обернуться вокруг планеты за восемьдесят дней, а в наши дни на реактивном самолете этот путь едва ли займет восемьдесят часов. Изменились скорости, но сохранилось извечное стремление людей к далеким странствиям и свежим тропам.

В Москве было уже лето. В воздухе пахло солнцем, нагретой землей, терпкими листьями. Самолет поднялся в ослепительно голубое небо и взял курс на север, в Арктику…

У каждого человека, даже у самого рьяного скитальца, который все время стремится в новые места, есть свои особенно дорогие дороги. К ним он постоянно возвращается, и для него они никогда не теряют новизны.

В Арктике я бывал и солнечным летом, и в полярную зимнюю ночь, ранней весной и поздней осенью. Мальчишкой я с волнением находил на небе огромный ковш Большой Медведицы и по ней — Полярную звезду, смотрел на эту крохотную искорку в черной глубине небесного океана и представлял, что там, на полюсе, эта звезда висит над самой головой, и мне страшно хотелось перенестись туда, в ледяные горы, в хребты торосов, в радужные блики зыбких полярных сияний, в тесные палатки, где жили крепкие, смелые люди…

И вот я снова в Арктике. Самолет домчал меня до нее за какой-нибудь десяток часов.

На ледовом аэродроме стоят мохнатые от инея самолеты. Вертолет опустил широкие лопасти винтов и, кажется, дремлет, досматривая последний утренний сон. Среди ящиков с инструментом, бочек с бензином, запасных колес и авиалыж стоит балок — маленький домик из сборных деревянных щитов. В балке тихо пофыркивает печка, выбрасывает из-под заслонки раскаленные угольки, дымит.